Сибирские огни, 1950, № 2

Во второй раз мой Рыжка поступил иначе. Я опять собрался ехать на нём за коровами. Медленно подходил к нему и готовился спокойно взять за гриву. Не сводил глаз с его головы. Он то косо взглянет на меня, то опять не замечает, щиплет густую траву. Когда я к нему почти совсем подошёл, он рывком вытянул ко мне шею, укусил за плечо, несколько раз тряхнул и опрокинул на траву. Я ощупал рукой плечо. Кусок одежды с кожей был вырван. Образо­ валась большая рана. Я прижал плечо другой рукой, хотел остановить кровь, но она продолжала струиться. Куда теперь идти? В чум к матери или домой к хозяину? Здесь росла высокая трава. Я лёг в неё; отсюда меня никто не мог видеть. Я старался не подавать голоса и не знаю, как мать меня нашла. В этот день она шла к Аггею навестить меня. Увидела ли она, как вздрагивают на лугу стебли ковыля, услышала ли их шелест, или про­ сто случай навёл её на мой ёлед? Из-за травы надо мной склонилась •её лоснящаяся голова, на меня смотрели её испуганные глаза. — Как ты, милый, упал? Не плачь, встань. — Хотел пригнать коров. Рыжуха меня укусила. Мать увидела разорванную рубаху и рану на плече. — О-о! Несчастный мой! Пусть простит меня небо! Больше она ничего не сказала, подняла меня с земли, сорвала каких-то листьев, приложила к ране, повязала поясом и повела к дому Аггея. — Больше тебя не оставлю. Уведу в наш чум. Постой здесь. Я остался за дверью. Мать запальчиво говорила Аггею: — У себя в родном чуме так не будет. Беру к себе его. Мои глаза и уши, кровь и сердце будут спокойны. Ловя каждое слово, я прислушивался к их разговору. — Как,— изумился Аггей,— ты хочешь забрать сына в такую стужу! Я не обижал его. Что сделаешь с проклятой скотиной? — Всё равно не оставлю,— возразила мать. Я подступил к порогу: — Аггей меня совсем не обижал, я хочу у него остаться, мама. Мои слова лишь ускорили развязку: мать забралу меня от Лубош- никовых. По дороге она с горечью выговаривала мне: — Ты совсем покинул меня. Я сама привела тебя к людям, я сама сказала: «Хорошо, ходи в баню; хорошо, носи круглую шапку с козырь­ ком спереди, а не сзади». И сказала: «Учись ремеслу, учись хозяйству, старайся работать». А ты научился своевольничать, размахивать рука­ ми — на кого? На свою мать! В те годы бедный арат не смел шагать прямо, а должен был хо ­ дить с полусогнутой спиной, с повисшими, как плети, руками, готовыми к земному поклону. Неужели моя мать хотела видегь меня всегда та ­ ким? Нет, она втайне радовалась тем изменениям, которые находила во мне при каждой встрече, и с гордой улыбкой провожала меня в путь по новым тропам жизни. Но в этот раз испуг за меня затемнил её светлые глаза. Ласково прижав к себе здоровым плечом, мать привела меня к чуму. Начиналась новая зима. Наш чум стоял по ту сторону Каа-Хема на опушке леса, в местно­ сти Тонгеликтиг. Здесь, в прибрежных ущельях, было больше зимнего корма для коз. Местность была новая, но старый чум попрежнему, как островерхая кочка, торчал у подножия холма. Река обмёрзла по краям. Я часто выходил из чума и, глядя на встревоженную пучину Каа-Хема,