Сибирские огни, 1950, № 2
В то время люди лечили себя, как велось от прадедов. Поранило» или обжёгся — присыпай больное место волосяным пеплом или обвязы вай целебными листьями. К ламе бедняку не пойти, а шаман тоже об ходился не дёшево. Как-то после дождя мы набегались среди холмов. На одном из них я заснул. На следующий день я лежал в горячке. Ал- банчи побежала за шаманом Сюзюк-Хамом. Мать подмела чум и вски пятила чай. Сюзюк-Хама встретила низким поклоном. Шаман осмотрел чум, помолчал и, зевнув, сказал: — Шаманить пришёл я, а ты что приготовила? Неужели я даром к тебе спешил? Он собрался уходить, но мать что-то собрала и завязала в узел. Сюзюк-Хам остался меня лечить, но видно было, что он не в духе: у него не звякали доспехи. Сюзюк-Хам даже не поднял бубна. Он огра ничился самым дешёвым лечением,— сжав растопыренные губы, по брызгал слюной воздух и три раза боднул меня в грудь. Три дня мать просидела у моих ног. Лечила сама, как знала и как подсказывало ей материнское сердце... В тот раз моя нога быстро зажила. Как только вернулась Албанчи, мать стала собираться в дорогу. Мы решили перекочевать к устью реки Терзиг. Кочёвка наша была необычная: перед нами не шёл скот, на гружённый остовом юрты, кошмой, кожаными вьюками и красными: сундуками в золотых узорах, не мычали коровы и яки, не блеяли овцы и козы, не лаяли собаки, как в таборе Таш-Чалана или Тожу-Хелина_ Мать отряхнула с чума берестяной покров, свернула его в длинную тру бу и навьючила на меня, а сама с Албанчи увесила себя узлами и связ ками всего, что ещё могло быть в жизни полезно из нашей утвари и. одежды. Мать идёт впереди, за ней Албанчи с дочкой, позади всех я. Мы поднимаемся по берегу Кда-Хема. Тихо-тихо. С тропы слышно, как шур шит по гравию вода. Каа-Хем напитал влагой берега. По ним густо взошла светлая зелень. Не только лиственница и тополь, но и осина не шевельнёт своими листьями. Не дрогнет лепесток на цветке черемухи,, белоснежный, пахучий. Лишь изредка нарушат эту тишину птицы и ры ба в Каа-Хеме: вспорхнёт с берега селезень; увидев стрекозу, подско чит высоко над водой и звонко плеснёт хвостом хариус; зашумит пена' на пороге. Мать, обливаясь потом, шла бодрая, весёлая. Встряхивая и подки дывая всем телом вьюк, чтобы он легче лёг на спине, она то и дело приговаривала: — Вот как, дети! Идём-то мы в новые места искать счастья, идём к русским старожилам. Внезапно перед нами оказались два всадника. Они быстро едут навстречу. Воскликнув: «Это тужуметы»*,— мать быстро подбежала к бугру,, опустила на него ношу, ослабила перекидной аркан и скинула вьюк. Так же поспешно она побежала навстречу всадникам, встала на колени у края дороги и наклонилась до земли. Мы спрятались за кустами ши повника. Лежим, смотрим, почти не дышим. К матери приближается облако пыли. Сквозь пыль вижу двух богатырских коней. На солнце блестят шёлковые халаты всадников. Сверкают серебром стремена, блёстки на уздечке. Скачут быстро, как на бегах. Один из чиновников подскочил к матери так близко, что конь мог наступить на неё. Туго натянув повод и вздёрнув коню голову, он, визгливо закричал: * Т у ж у м е т — чиновник.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2