Сибирские огни, 1950, № 2

— Кангый, ты уже выросла. Что тебе делать в таком чуме? Ког­ д а я ходила в Сарыг-Сеп, Пора-Хопуй* намекал отпустить тебя к нему на работу. Кангый тогда было шестнадцать лет. Она была рослая и стройная — в старшую сестру. Глаза у неё не как у нас — узенькие, а большие, раскрытые, как будто она смотрит на что-то очень красивое и немнож­ ко удивляется. Нос у Кангый тоже другой,— как у девушек Монгун- Тайги, высокий и прямой. К тому времени она стала среди нас взрослой. Бывает, что одежда человеку к лицу, и это ещё больше его укра­ шает. Одежда Кангый, оставленная нам ещё бабушкой, состояла из кусочков протёртой яманьей шкуры; редкая, сбитая временем, шерсть была во внутрь, но её можно было видеть и снаружи, сквозь дыры. Но и в этой одежде Кангый казалась нам красавицей. —• Никуда не пойду! — сказала Кангый, с укором глядя на мать,— я буду всегда жить с вами в нашем чуме. Лишь через несколько дней мать уговорила Кангый и увела её в Са- рыг-Сеп к Пора-Хопуй. Стояли тихие дни. От этого на водопаде еще громче пела Мерген. А в нашем чуме стало тихо: мы с Пежендеем думали о Кангый. Когда мать с Албанчи уходили странствовать, мы оставались теперь с Пежен­ деем только вдвоём. В те годы я не помню себя без него — мы вместе росли, вместе играли. Куда бы ни пришлось идти, Пежен меня не оставит. Он был намно­ го выше меня — худощавый, костистый. Казался спокойным и суровым, но был очень вспыльчив. Мы часто с ним боролись. Иногда мне уда ­ валось его повалить. Как он тогда негодовал: вскочит с земли, сразу зарыдает и запрыгает, взмахивая руками и взвизгивая: — Уйди! Уйди! Меньше крота! Кривола-а-апый! Свалил челове­ ка! Уйди-и-и! Я торжествовал. Теперь приходил мой черёд вразумлять Пежендея, который меня всегда поучал. — К чему же людям бороться, если нельзя повалить? Для этого люди и борются... а не чтобы сердиться... ты сам виноват.— Я начинал прохаживаться вокруг Пежендея, распластав руки и горделиво пока­ чивая головой, как настоящий борец, одержавший победу на празднике. Все же наступил день, когда я остался, не считая маленькой Сю- рюнмы, единственным сторожем нашего чума. Пежендей тоже ушёл в работники на одну из заимок в устье Копто. Чтобы иметь возможность изредка навещать Кангый и Пежендея, мы решили перекочевать поближе к ним. Думаю, у матери была и дру­ гая причина для перехода туда: она хотела ближе присмотреться к жизни и работе русских крестьян, с которыми все больше связывала судьбу наша семья. Путь на новые места был далёк. Подойдя к устью Мерген, мы остановились на несколько дней отдохнуть и запастись пищей. Чум поставили на вершине холма. У его подножья стоял дом ку­ лака Мекея. На новом месте мы продолжали тосковать о Кангый — даже боль­ ше, чем прежде. Когда выбежишь утром из чума, сразу вспомнишь её, увидев внизу белую крышу и трубу Мекеевского дома. У Мекея всё белое, как кошма на юрте большого бая. На голове — белые длинные волосы. Борода ещё белее. Глаза — не такие, как наши,— зеленовато­ серые, а брови и ресницы седые. Брюки и рубаха — из белого холста. Такой ли Пора-Хопуй, у которого работает Кангый? Я закрываю гла­ * Прокопий.