Сибирские огни, 1950, № 2

Г л а в а в о с ь м а я ШАЛТАЙ* Вечером Черликпен громким лаем оборвал наше веселье. Мать сказала мне: — Сходи, посмотри. Я выбежал. Подъехали три всадника. Первый, грузно покачиваясь в седле, широко разводя поводьями и опуская их на шею коня, по при­ вычке понукал его: «Чу-чу!» На нём была длинная, покрытая узорча­ тым шёлком, синяя шуба. У второго шуба была бурого цвета. На пер­ вом всаднике я увидел остроконечную каску, отороченную собольим мехом, с коричневой шишкой наверху. На втором шапка была из чёр­ ного бархата с голубой шишкой. Третьего всадника не успел разгля­ деть: он уже соскочил и стоял позади лошади. —■Кто там? — спросила мать. Я глухо ответил: — Какие-то верховые. — Горе нам! Беда! — прошептала мать. Тем временем всадники привязали коней, подошли к чуму. Один из них свирепо крикнул: — Ишь, проклятые! Кто там, в конуре? Уймите собаку. Черликпена мы по приказу старшей сестры отвели к Мерген и при­ вязали к суку лиственницы. Иначе он разорвал бы приехавших, как разрывал волков, подбегавших ночью к чуму. Мать выбежала из чума, опустилась перед приехавшими на колени ■и начала кланяться со словами: — Мир вам, мир вам. Всадники не ответили на приветствие. Глаза их налились злостью. Будто никого не видя, они молча шагали к чуму. Шубы у них в густых складках, рукава, куда длиннее рук, болтались на ходу, заменяя одно­ временно и перчатки, и плети. Мы, как ужи, заползли между жердей, образующих стены чума. Намазанные салом маймаки подошли к порогу. Ещё миг, и они остано­ вились подле нас. Приехавшие молчали, копили злобу, потом замахали рукавами. — Мы вам дадим «мир», мы вам покажем «мир», подлые! Слушай нас, человечья падаль! Один из вошедших показал на чашу с зерном: — Чей хлеб жрёте? Мать пыталась ответить, но второй цз приехавших её перебил: — Разве может быть у этих тварей хлеб? Ясно, ограбили Узун- Чоодура. Первый подхватил: - Признавайтесь, змеи, что вы украли хлеб, принадлежащий Узун-Чоодуру! Мы повернули к нему головы. Он кричал, оскалив зубы и разбрыз­ гивая слюну. Мать упала на колени, клала поклоны до земли. — О нет, мои господа! Мы жарим пшеницу, которую нам дали в Сарыг-Сепе. Мы были у русских. Пилили дрова. Обещали им: «Опять скоро придём». Другой пшеницы мы не видели,— и мать снова покло­ нилась. Я узнал старшего чиновника,— это был Таш-Чалан. У него, как * Ш а а г а й — простроченная толстая кожа, которой чиновники били по щекам провинившихся.