Сибирские огни, 1950, № 2

Хелин вошёл тихо и молча стал греть ноги у огня, подымая к оча­ гу то одну, то другую. Потом его прорвало: — Черепахи! Падаль! Моё добро этак стеречь — разживляйся, мол,, зверь и птица! Под конец Хелин сказал, притаив злобу, с угрозой: — Мой жеребёнок не просто бегуч, он — иноходец, лучший был в табуне; сейчас же выкладывайте за него полную цену, не то ещё зиму в табунщиках проходите — за выкуп! Хелин ушел, никого не побив: видно, боялся мужчин. Все молчали.. Старый табунщик сокрушённо заговорил: — Из какой чащобы выползет волк? С какого края степи он при­ бежит? Из какой рощи выскочит? Где задерёт жеребёнка — кто это мо­ жет знать? Беда с ними! Через этих синеглазых я задолжал хозяину вперёд на пять зим — даром хожу за табуном. Ну, где тут искать с ними л аду— верно, братишки?.. Тот день был грустнее всего для матери и Албании. Ведь они бы­ ли новичками среди работниц Тожу-Хелина. При мне их наказали по одному разу. А что было за моими глазами? Матери досталось от же­ ны Хедина за то, что она пошла меня проведать, не закончив нашивку на голенища узорчатой тесьмы, и вынесла на воздух байские идики, сестре — от самого Хелина. Сестра только что вернулась из тайги. Раскрасневшаяся и счастливая тем, что мы снова свиделись, она притянула к себе мою голову и креп­ ко поцеловала. Тожу-Хелина мы не заметили. Он вобрал руку в рукав и освободившимся его< концом хлестнул Албании по рукам, сжимавшим мою голову. Вслед затем он прихватил руками поднявшиеся над её грудью складки одежды и закричал, гневно дыша ей в лицо: — Думаешь, я слепой — не вижу, где деревцо, где водяная коря­ га? Быка заморила, пучеглазая! За это ты мне заплатишь! Я старался изо всех сил напугать Хелина моим плачем и в то ж е время призвать на помощь нашу мать и Тостая. Понятно, я не очень следил за тем, как рассекает морозную тишь, снова опустевший до половины рукав Хелина, но зато я хорошо испро­ бовал вместе с сестрой, как кусаются и обжигают лицо блестки на его обшлаге. Когда все опять собрались в юрте, Тостай сказал матери: — Ты, бабка, отсюда пошла бы — лучше будет. У тебя есть свои колья и -свои дети. Наше дело другое: нет у нас своего аала, вот я приходится так — ходить по чужим... а там поглядим, что будет. Мать молча докурила трубку и, выстукав из неё пепел о носок идика, вышла из юрты. Старый табунщик погладил меня по голове и спросил, обращаясь ко всем: — Почему судьба от хороших людей бежит, а плохим несёт подарки? — Кому какая судьба,— возразила пожилая женщина с халато\т внакидку на левую руку и левое плечо и с обнажённой правой рукой п правой половиной груди, чтобы удобнее было работать над очагом.— Тожу-Хелин тоже свою судьбу в судуре* ищет. — Неправда это,— сказал Тостай, очертив трубкой большую дугу в тот край, где стояла юрта Хелина,— неправда, ему всегда хорошая судьба будет: она не дура таскаться по чёрным юртам, а плохую судь­ б у— ту непременно пошлют к нам. Когда мы пошли назад нехожеными снегами, высматривая наши * С у д у р — священная книга.