Сибирские огни, 1950, № 2

Если бы у нас была тёплая кошмовая юрта и еда хотя бы один раз в день, мы бы с радостью думали о зиме. Вокруг чума много круг­ лых холмов. Как хорошо с них скользить на деревянных коньках! А ещё- дальше, с подножья горы, откуда спускалась Мерген, скатываться на самодельных санях! Когда спадёт мороз — лепить из снега крепости, лю­ дей, коров, овец; в кустах на той стороне Мерген ставить петли на зайцев и куропаток! Так и проводили зиму дети Таш-Чалана — сытые в меховых шубках. Мы же встречали её, как лютое горе. Наша старшая сестра Албанчи всегда была с нами. Вместе с ма­ терью она воспитала нас, делила нам пищу, давала материнские сове­ ты. Албанчи во всём стала нам второй матерью, хотя была совсем не похожа на неё: высокая, полная, с тяжёлыми косами, с густыми чёр­ ными ресницами, под ними — большие глаза, глубокие, как ущелье, быст­ рые и светлые, как вспышка зари. Она была необычайно красива. Ок­ рестные парни давно приглядывались к ней и приходили свататься. Но Албанчи не хотела разлучаться с нами. Когда мы перекочевали к устью Терзига, первым гостем к нам при­ шёл Данила Потылицын — пожилой сутулый бобыль из русских старо­ жилов Каа-Хема. Сначала мы его боялись. Когда не было матери и Албанчи, а он подходил к чуму,— мы убегали в лес... Данила стал приходить всё чаще. Каждый раз он что-нибудь приносил, иногда — са­ хар, иногда — хлеб. За год мы привыкли к нему, возились с ним, вме­ сте ставили петли на куропаток. Недолго были мужем и женой Данила и Албанчи. Данила вскоре исчез. Мы узнали, что он умер на земляной работе, уйдя осенью в тайгу с партией старателей. У Албанчи родилась дочь. Ей дали имя Сюрюнма. Албанчи искус­ но смастерила люльку. Она срезала две берёзки и загнутыми макуш­ ками связала их, как два натянутых обруча, внизу приделала решётку. На дно зыбки она положила клочья старой кошмы. Осенью мы собира­ ли их на покинутом стойбище. Когда сестра принесла сухого навоза я- стала им устилать зыбку, я сказал: — Ведь Сюрюнма не ягнёнок. Зачем ты кладёшь ей навоз? Сестра с сердцем ответила: — Даже ягнёнку нужно, чтоб тепло было и сухо. Тряпок у нас нет. А навоз всегда сухой. Когда он отсыреет в зыбке, его легко вы­ бросить и заменить новым. Как-то ночью я проснулся и слышу: Сюрюнма жалобно плачет. Я: вскочил с настила и вижу: мать и Албанчи, волнуясь, торопятся раз­ жечь огонь в очаге. Я быстро натянул на себя лохмотья, служившие- мне одеждой, и подошел к матери. — Чего вскочил среди ночи? Иди, ложись,— проворчала мать. Я не мог понять, что произошло. Забравшись под покрывало, я стал сквозь его дыры наблюдать за матерью и сестрой. Они вылили из чугунной чаши остатки чая, уже подёрнутые коркой льда, в деревян­ ное ведерце и сунули в чай обе ручонки Сюрюнмы. Утром мать долго ворчала: — Я её сама крепко замотала в люльке. Как она могла вытянуть руки? Обращаясь ко мне, она продолжала: — Этой ночью Сюрюнма чуть не осталась без рук. Она высвобо­ дила их,— а ведь я её хорошо спеленала,— и так пролежала до утра. Если бы мы не встали еще до света, у неё отмёрзли бы руки, и она осталась бы без пальцев. Горе с маленькими детьми. Ты, когда был не­ много больше её, чуть не сжёг себе руку. В тот день я собиралась пой­ ти по людям, чтобы достать еды. Старшие дети с утра ушли за ело­ выми сучьями для костра и подстилки. Как оставить тебя одного? Я