Сибирские огни, 1950, № 2
Г л а в а в т о р а я ТАС-БАШТЫГ Нас было шестеро': мать, сёстры Албании и Кангый, братья Шо- муктай, Пежендей и я — самый младший. Как себя помню, отца у нас ае было. Наша мать не имела настоящего имени. Соседи по арбану* и пут ники называли её Тас Баштыг («гологоловая»), потому что на голове у неё не было ни одного волоса. Может быть, её так наказали в молодости за непослушание какому-либо чиновнику, а может быть, она перенесла какую-нибудь страшную болезнь. Об этом мать ни разу не говорила нам. Мы тоже не спрашивали. С этой кличкой она прошла всю жизнь. О себе мать рассказывала скупо: — Я дочь бедняка арата. Он — ваш дед — жил на Дора-Хеме. У него ничего не было, кроме нескольких оленей. Когда ваш дед и ба бушка умерли, лама, который лечил их, увёл от нас оленей. Уводя их, он сердился и приговаривал: «Много лечил— мало получил, много ле чил— мало получил». Шомуктаю пришлось уйти в батраки. Все вы тогда были маленькие. Я тоже пошла искать работы по людям. Но кому нужна батрачка с таким выводком? "Мать была некрасива: рост маленький, спина сгорбленная. Одежду на ней нельзя было назвать одеждой. Шуба, которую она носила зи мой и летом, может быть, когда-то, очень давно, была действительно шубой или поддёвкой из овчин. Но шерсть из неё давно вылезла, а ко жа оборвалась и висела большими клоками. Этими лохмотьями мать едва прикрывала своё тело. Но она была женщина умная, ловкая в каждой работе. Из всех трудностей находила выход и вынесла нас на своих руках из многих испытаний. Однажды мать, созвав нас, сказала, что мы будем жить на новом месте. Вшестером, с небольшой поклажей за плечами, добрались мы до нашей новой стоянки на Мерген. Мать выпросила у одного дровосека топор и в самом красивом месте, на берегу Мерген, где кончается пред горье, соорудила из бересты маленький чум. Вместо постели для всей семьи она настелила еловых веток и сухой травы. Потом она достала сухого навоза и посыпала поверху, чтобы было мягче и теплее спать. Жерди, служившие остовом чума, были перевязаны у вершины, а поверх покрыты берестой. В дождь сквозь настил текла вода, зимой свободно проходили ветер и стужа. Жили мы здесь, как лесные зве рушки. У нас было три козы и приблудная собака. Собаку мы прозвали Черликпен («Дикарка»). Среди собак она была великаном. По соседству с нами было много жителей, но они были такие же бедняки и жили в таких же чумах. Богатые, имевшие много скота, об ходили бедные семьи. Если в наш чум и заходил кто-либо из ^окрестных богатеев или чиновников, то лишь со словами: «На, выделай мне эту кожу», «Сшей мне эту шубу», «Подбей мне эти идики**». Придя потом за работой, часто били: не так сделано, не во-время. К концу зимы мы избегали смотреть друг на друга: такой страш ный вид был у нас. Смотрю на старшего брата Пежендея: скулы выпи рают, на боках отчётливо видны рёбра. * А р б а н — десятидворка. ** И д и к и — сапоги с загнутыми вверх носками.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2