Сибирские огни, 1950, № 2

лину. Не переставая, шёл снег; было холодно. Долго в ту ночь горел у Павла На­ заровича под кедром огонёк. Кудряв­ цев рассказывал мне и старику подроб­ ности своего путешествия. — Немножко не дотянули до Кинзи- люка, — говорил Кудрявцев. — Днём вода в уровень с берегами, итти на лод­ ках нельзя, шесты дна не достают, а ночью, хотя она и спадает, так темно­ та непроглядная, того и гляди перевер­ нёшься. Бились-бились, кое-как дотяну­ ли до неизвестной реки да там и сло­ жили весь груз. Километров двадцать не дошли до больших гольцов, что стоят с двух сторон реки. Ну и горы же там... Сколько глаза видят — всё пики, да пики, ни конца им, ни края, непроходимой стеной загородили всё кругом. Дикое место. А дальше долины пошли узкие, все в скалах, а прито­ ки — страшно подойти, словно звери ревут... В это время к' нам подошёл проснув­ шийся Мошков. Мы усадили больного возле огня. Меня больше всего беспо­ коило то, что весь день у него была повышенная температура, неужели на­ чалось заражение крови?! Никогда бы я не простил себе его смерти. Но это­ го не случилось. Инструменты, хотя и были слишком примитивны, но мы до­ статочно их продезинфицировали, а лес, напоённый чистым горным возду­ хом (в котором меньше всего содержит­ ся болезнетворных микробов), был от­ личной «операционной» и одновремен­ но — лучшей здравницей. За долгие годы своей работы вдали от населённых пунктов я не припомню, чтобы кто-нибудь в экспедиции болел гриппом или ангиной; у людей не бы­ вало насморка, кашля или недомогания, хотя все мы, с точки зрения городско­ го человека, жили в самых неблаго­ приятных условиях — спали на снегу, на сырой земле, у костра, то согрева­ ясь до пота, то замерзая. Мы тогда долго сидели у Павла На­ заровича под кедром. Старик то и дело поправлял костёр, и пламя, вспыхивая на миг, оттесняло от нас мрак ночи. Бедная весна! Её бледнозелёный наряд был засыпан толстым слоем снега, под ним уже непробудно уснули, отморозив ножки, первые цветы, поверившие теп­ лу и потянувшиеся к солнцу. А снег всё продолжал итти. И часто было слышно, как от тяжести снежных гир­ лянд ломались сучья на деревьях, да неловко шурша крыльями, перелетали с места на место промерзшие птицы. В полночь в лагерь пришли лоша­ ди. Для них в лесу не осталось корма. Мокрые, истощённые, они шарили между палатками и воровски загляды­ вали под брезент, где был сложен груз, надеясь стащить что-нибудь съедобное. Когда на другой день, 19-го мая, я вышел утром из палатки, передо мной стоял зимний безмолвный, весь укры­ тый свежими хлопьями снега, лес. Я долго смотрел на преобразившийся мир. Как будто зима, соревнуясь с вес­ ною, решила показать, какая она ис­ кусная мастерица. В необычном для мая наряде леса не было контрастных красок, не было цветов, ничто не бла­ гоухало; гладкое и до ослепительности белое покрывало лежало на земле, но зато какими сложными узорами был разукрашен лес, и сколько торжества было в этом белом сиянии! Воздух в тот день был настолько прозрачен, что терялось всякое понятие о расстоянии. Далёкие гольцы теперь придвинулись совсем близко. Пока я любовался причудливыми узорами возвратившейся зимы, из со­ седнего ущелья вдруг налетел ветер,— лес очнулся и зашумел. Ещё минута — и всё изменилось: слетела с кедров бе­ лая бахрома, сломались искристые гир­ лянды. А ветер усиливался, и, сбивая с де­ ревьев остатки снежной пыли, носился по долине. Ненадёжна саянская весна! НА ХРЕБЕТ КРЫЖИНА Пугачёва и Днепровского всё ещё не было, их ждали сегодня, чтобы всем со­ обща выйти на хребет Крыжина, и там на одной из вершин сделать небольшое бетонное сооружение для последующих геодезических работ. Омрачая солнечный день, по тайге ползли тени облаков. К двенадцати ча­ сам снег по низинам растаял, и уровень воды в Кизыре стал быстро поднимать­ ся. Поплыл каряжник, мусор, зацепи­ лись заводи. Всё грознее становился поток. А в лесу, по полянам снова хло­ потала весна, вдыхая жизнь в замёрз­ шие цветы, поднимая прижавшуюся к земле зелень и оглашая воздух радост­ ным пением птиц. Весь день я просидел за работой. Нужно было закончить записи по марш­ рутной съёмке, просушить коллекцию и привести в порядок остальные ма­ териалы. Но, прежде чем заняться ра­ ботой, я должен был сделать перевязку Мошкову, а это оказалось труднее опе­ рации. Бинт так присох к ране, что при его удалении больной не стонал, а бук­ вально кричал на всю тайгу. Рана ока­ залась большой и плохо зашитой и при перевязке терялось много крови. После того, как рука снова была за­ бинтована, Пантелеймон Алексеевич ещё долго стонал. Все мы, конечно, со­ чувственно относились к нему и я слы­