Сибирские огни, 1950, № 1

Степной. Лёгкая у тебя походка. Там, брат, это поеложней. Но де­ ла действительно хороши, по-настоящему хороши. Юденича под Пите­ ром разбили, а на юге... И, знаете, теперь уже видна во всём неумоли­ мая последовательность, железная логика единого стратегического плана... Какой человек Сталин! После Царицына он так тряхнул белых и здесь и на Урале, что об этом никогда не забудет история. Гошка. Д а , теперь уральцы пойдут приканчивать Колчака, а мы — отсюда. Степной. Д а . Да . Отсюда. Помнишь, зимой Масленников говорил: вы понимаете, как активны должны быть мы здесь в тылу, когда там, на фронте — трудно. Гошка. А теперь? Степной. А теперь совсем другое дело. Теперь он такую записку из тюрьмы передал: вы понимаете, как мы должны активизировать тыл именно сейчас, когда там, на фронте, у нас успехи! (Посмеялся). Гоша, комитет решил предпринять ещё одну попытку освободить его и това­ рищей. Я жду письма из тюрьмы. Может быть... А знаешь, стало точно известно, что предал его твой сосед! Игнатьевна. Викентьевич? Степной. Вот у меня приговор военно-революционного суда. Гошка. Вот сволочь! Чорт его носит где-то уже второй месяц. Ну ничего, появится! На крыльце Д е р ю г а . Дёргает дверь. Дерюга. Ишь ты, заперто. (Стучит). Игнатьевна. Кто там? Кто такие, спрашиваю? Дерюга. А ты потише, бабонька! За делом люди пришли. Словом деревянную трубу для граммофону требоваем! Игнатьевна. А мы делаем только ножницы. (Открывает). Дерюга. И эта вещь в хозяйстве беспременная. (Вошёл). Здоровы будете! Игнатьевна. Гляди!.. Кажись Силычем величать! Дерюга (вздохнул). Как же ты-то без хозяина живёшь?.. Золотой был человек! Игнатьевна (задумчиво. И сильно). И не жила бы, Силыч! Нельзя мне с такими глазами помирать. Дерюга. Это как? Игнатьевна. Сухие глаза мои, Силыч. Сухие стали — ни слезинки И веки без сна, что каменны. Помрёшь — не закроются. Посмотреть на­ до — за чхо он голову сложил, дожить 'до того дня. Дождусь, зажму ­ рюсь от света, поплачу от радости, а тама и помирать можно. Дерюга. Та-а-ак!.. Однако нету мне когда с вами, бабами, куковать. Военный человек пришедши. Подавай главного большевика! Гляди все внакомые! Который тут главный? Бумага есть, понятно. Игнатьевна (усмехнулась). Опять бумага? Давно, знать, тебя, Си­ лыч, не били? Как при единовластии пожил? Дерюга. А я не при ём живу. Как дошёл слух про восстания в го­ родах, да товарищи стали разобъяснять, что к чему, да объявил опять Колчак набилизацию— мужики до лесу! И я — с молодыми. Кру'-у-гом народ по прямому пути за своей властью пошёл! К нам по сто и по ■ двести человек в день прибавляется. Однако который главный? Степной. С чем пришёл, дед? Дерюга. А ты кто будешь, чтоб спрашивать? Игнатьевна. Это и есть главный! Дерюга (грозно). Давай, бабонька, отсюдова! Дело державное!

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2