Сибирские огни, 1950, № 1

Когда чайник закипел, я разыскал в их рюкзаках кружки, и они стали пить чай. Состояние, которое охватывает чело­ века, вынужденного голодать несколько дней, понятно только тем, кому приш­ лось пережить это. Тяжелее всего пе­ реносятся первые два дня, когда вы находитесь ещё во власти воспоминаний о последнем обеде, когда память, буд­ то издеваясь, напоминает вам о когда- то недоеденном кусочке жирной медве- жатины или о чашке сладкого чая. То вдруг вы почувствуете опьяняющий за­ пах гречневой каши или яичницы, хотя вы даже не помните, когда их ели. На­ конец, на третий день человека, истер­ занного этими воспоминаниями, устало­ стью и истощением, начинает охваты­ вать безразличие. Горе тому, кто под­ даётся этому состоянию и не противо­ поставит ему своё волевое чувство, ко­ торое должно проявляться у человека тем сильнее, чем тяжелее становится окружающая обстановка, иначе ему не выйти из тайги, не найти своих пала­ ток в горах или в тундре. Нужно пом­ нить, что у человека всегда имеется скрытый запас энергии, позволяющий ему не только существовать много дней без пищи, но и делать довольно дл*- тельные переходы в состоянии истоще­ ния. Используйте этот резерв без па- йики, как можно меньше поддаваясь предательскому сну, и вы достигнете цели. Однажды я вынужден был голодным выбираться из тайги в районе среднего течения Нижней Тунгуски. В моём дневнике тогда я записал следующее: «Погода продолжает быть пасмур­ ной. Много дней я ничего не ем. Иду неизвестным ключом, надеясь, что он приведёт меня к большой реке. Хотел взобраться на дерево, чтобы осмотреть­ ся , но в руках и ногах не осталось си­ лы. Всё отяжелело. Каждая лужайка, кустик предательски манят к себе от­ дохнуть, и как трудно бороться с этим соблазном! Приходится обманывать се­ бя, что вот-вот выйдешь на тропу; об­ манываешь, и, странно, веришь этому и идёшь, с трудом отрывая ноги от земли. Не так мучает голод, как мысль, что обессилею и упаду. Я перестал уже вспоминать про консервы, мясо, масло; мысль сосредоточена на кусочке хлеба, и, кажется, нет ничего в мире вкуснее его. Уже кончается день. Впереди по­ логий увал. — Будто место знакомое,— убеждаю я себя, — там, наверное, тро­ па. Иду медленно, тяжело и долго. Тропы не оказалось. Гаснет день. Вни­ зу показалась неширокая падь. Я сно­ ва насильно толкаю себя вперёд, уго­ варивая, что там, внизу, непременно будет тропа, а может быть, и зимовье. И так, подбадривая себя, я шёл и шёл, пока не добрался до большой реки, ря­ дом с которой тянулась оленья тропа на Тунгуску...» Этот случай я вспомнил в ту ночь на реке Кизыр, наблюдая за Мошко- вым и Козловым. Они продолжали си­ деть у костра, зажав в горстях по ку­ сочку лепёшки. Для них эти минуты были настоящим торжеством, а хлеб — неоценимым сокровищем. Они бережно, боясь уронить крошку, подносили его ко рту и, откусывая совсем незначи­ тельную долю, долго жевали, запивая кипятком. — Писем не принесли? — обрывая молчание, спросил Днепровский. — Алексею Лазареву одно есть, больше никому... — ответил Мошков, не отрывая взгляда от лепёшки. Мы решили, не задерживаясь, отпра­ виться в лагерь. На месте встречи ос­ тались только догоревший костёр и две постели, сделанные из хвои. Шли медленно. Мошков и Козлов действительно ослабели. Они с трудом передвигали ноги и кое-как плелись сле­ дом за нами. Обозначая восток, уже за громадами скученных гор появилась нежная полос­ ка света; больше потемнели надвинув­ шиеся к долине хребты, выше припод­ няли своя остроконечные вершины да­ лёкие пики, но тайга ещё продолжала дремать. Не колыхались мохнатые вер­ шины кедров и не слышно было пения птиц. Мы ещё затемно перешли последний ручей и оказались в лагере. Алексей суетился у костра, приготовляя завтрак. Увидев Мошкова и Козлова, он так в ахнул от неожиданности. — Откуда же это вы взялись? Свер­ ху, что ли, свалились? — произнёс он, вытирая фартуком руку и подавая её по очереди товарищам. Услышав разговор, проснулись в па­ латках остальные и, окружив вернув­ шихся товарищей, забросали их вопро­ сами. Мошков, преодолевая усталость, коротко рассказал о неудачах с заброс­ кой груза для нашей экспедиции. К моему удивлению, это сообщение не произвело на них того впечатления, какого я ожидал. Через несколько! минут Мошков уже сидел на колоде, а Пугачёв и Лебедев разбинтовывали ему левую руку, кото­ рую он носил подвешенной на верёвоч­ ке. Освободив руку от бинта, они вни­ мательно рассматривали кисть с сильно распухшим и почерневшим большим пальцем. Я подошёл к ним. Мы почему- то решили, что у Мошкова надкостный нарыв. Наши познания в медицине не выходили за пределы нескольких самых элементарных заболеваний, всегда со­ путствующих экспедиции, для лечения которых в нашей походной аптечке всег­ да хранились в достаточном количестве наиболее радикальные средства. Кроме