Сибирские огни, 1949, № 5
тянуть меня вперёд, визжать, выражая этим своё негодование. В Черне про снулась звериная жадность и собачья ревность: это нам и нужно было. Че рез' десять минут я догнал Прокопия, и Черня, натягивая, поводок, уже сам шёл вперёд. Стоило только ему опере дить Лёвку, как ревность прошла, он шёл уверенно, повеселевшим, не пере ставая помахивать хвостом. Черня был старше Лёвки на два го да. Они были братьями по матери. Пер вый, несмотря на свой сравнительно небольшой возраст, имел большой опыт и не зря считался хорошей зверовой собакой. Лёвка же уступал не только в возрасте и сноровке, но и в харак тере. Черня был кобель ласковый и в работе темпераментный, тогда как Лёвка отличался нахальством и грубо стью, но работал по зверю азартно, был бесстрашным в схватке с медведем, за что мы его любили и многое ему про щали. В критическую минуту, когда нужно было прибегнуть к помощи соба ки, мы всегда имели дело с Черней, с ним было легко «договориться», он бы стрее, чем Лёвка, понимал, чего от не го требуют. Всё сильнее натягивая поводок, Чер ня вывел нас на увал, и там мы узна ли, что идём не собачьим следом,,, а своим, ясно видимым на нерастаяв шем снегу. Стало ясно: возвращаясь вечером, собаки наткнулись на наш след и вышли к стоянке, выбросив из своего пути большую петлю. Всякое со мнение исчезло, и мы прибавили шагу. Который раз, следуя за Черней, я восхищался его работой. Какое скры тое чувство руководит собаками, когда они с поразительной точностью восста навливают свой путь, даже спустя мно го времени? Какое поразительное чутье и какая память должны быть у них, чтобы не сбиться, проводя нас по ча ще, по завалам или хребтам? Иногда Черне приходилось вести нас за десят ки километров к убитому зверю, делая по пути бесконечные петли, зигзаги, много раз пересекая один и тот же ру чей. И не раз, когда он уводил меня слишком далеко, закрадывалось сомне ние в правильности пути, я останавли вал собаку и думал: не вернуться ли назад? Но когда мой взгляд встречал ся со взглядом Черни — я терялся. Он будто говорил: «Неужели сомневаешь ся и не видишь так хорошо заметные приметы? Вот перевернутая моей лапой палочка, а здесь я прыгал через ручей и помял траву. А запах, неужели и его не чувствуешь, а ведь он хорошо ощу тим даже среди более сильных запа хов...». Я не выдерживал его умного взгляда, полного уверенности, и сда вался. Черня, натягивая поводок, шёл вперёд и вёл меня за собою. Как же было не удивляться и в этот раз, когда он вёл нас к медведю. Ведь вчера мы с Прокопием шли на табор по снегу, а так как снег и после нас сыпал длительное время, то к моменту возвращения собак наши следы безус ловно были занесены им. Если Лёвка и Черня тогда ещё улавливали на сне гу наш запах, то с новым снегом, ка жется, всё должно было исчезнуть. Но в действительности не так. Лайка с хо рошим чутьём улавливает запах зверя или человека спустя даже два дня, тем более, если они идут тайгою и остав ляют этот запах не только на земле, но, главным образом, на ветках, на листьях, на коре деревьев, к которым они случайно прикасаются. Когда же собакам приходится восстанавливать путь спустя более продолжительное время, то безусловно ими руководит память, способная запечатлеть всё до мелочи в окружающей их обстановке. Спустившись в ложок, Черня свер нул влево, и по размокшему снегу мы пошли вниз. Теперь нам стали попа даться сбитый колодник, сломанные сучья и места схваток раненого зверя с собаками. Кое-где сохранились отпе чатки его лап. Чем дальше мы продви гались, тем чаще останавливался зверь, он, видимо, слабел, а собаки, чувст вуя близость развязки, наседали с ещё большим ожесточением. Я легко пред ставил Лёвку в те минуты, когда обессиленный медведь потерял способ ность маневрировать и уже не мог от биваться от собак. Видимо, Лёвка все больше и больше наседал на зверя, и та шерсть, которая всё чаще попада лась на нашем пути, указывала на его работу. Через час в просвете боковых воз вышенностей ложка показалась голубая полоска Кизыра. Мысль о том, что зверь мог уйти за реку не на шутку встревожила нас, но Черня, дойдя до реки, свернул вправо. Он вывел нас на верх борта долины и остановился. Именно там и произошла последняя схватка собак с медведем и, судя по тому, что мы видели на той малень кой поляне, можно было поверить эвенкийской поговорке: «Медведь впе рёд помирает, а потом его сила поки дает» . Лес, колодник, пни — всё бы ло изломано, свалено, вывернуто, тут зверь обломками отбивался от собак. Черня, помахивая хвостом, перевёл нас через поляну, и мы оказались на краю небольшого ската, под которым виднелась густая чаща. Туда-то имен но медведь и стремился, удирая по ложку, чтобы укрыться от расправы. — Не зря, значит, собаки его тут держали, — сказал Прокопий, с лю
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2