Сибирские огни, 1949, № 5
текстом. На самых многолюдных участ ках решил провести беседы сам. Начал с молотильщиков звена Подрезова. Пшеница у молодого звеньевого вы росла небывалая. Ещё когда она нали валась, дед Зубенцев ходил по полю и говорил сам с собой: — Хороша, матушка! Давно такой не было. Да и бывала ли? — Умолотиста будет, — хвалил пше ницу Яков Пушмин. Тарариев подошёл, когда молотьба была в разгаре. Над соломотрясом столбом поднималась пыль. Звеньевой сам подавал в барабан. — Не обедали ещё? — прокричал Тарариев. Молотилка гудела и расслы шать можно было лишь крик. — Нет ещё. Сейчас будем шаба шить. Когда остановились, обобрали с се бя солому, протёрли глаза и уселись в кружок, Тарариев развернул газету. Он читал с расстановкой, чтобы лю ди осмыслили каждую фразу. Читал звучным голосом, на приподнятой, поч ти торжественной ноте. И колхозники слушали, не сводя глаз с его загоре лого лица, с прядей опалённых солн цем волос, выбивавшихся из-под фу ражки. Обком предлагал усилить убор ку и хлебосдачу. Значит, таково требо вание Родины. — Ухватывать надо, пока погода сто и т ! ...— заговорили молотильщики, ког да секретарь парторганизации закончил чтение. — Поскорее сделаешь — не прога даешь. — Ночью надо продолжать мо лотьбу. — Так и подсказывает обком! — ве село сказал Тарариев, вчетверо склады вая газету. — День и ночь молотить! Звеньевой уже направился было к молотилке, но в это время подъехала на телеге тётя Дуся. Пришлось распо лагаться тут же, на траве, обедать. Во- обще-то колхозную повариху в этот день ждали особенно: она обещала привезти хлеба из новой пшеничной муки. Законные пятнадцать процентов из намолоченного зерна шли на мель ницу, и муки было много. Ржаного хле ба уже попробовали, хотелось попробо вать и пшеничного. Все сели в кружок по краю разостланного брезента. Тётя Дуся взяла в руки каравай и приложила его ребром к груди, занес ла над караваем хлеборезный нож. Она нарезала хлеб большими ломтями и горкой сложила на середину брезента. От хлеба ещё шло тепло. Ломти были изжелта-белые и ноздреватые, похожие на свежие соты. — Пробуйте, — с улыбочкой сказа ла тётя Дуся. — Ну-ка... — отозвался Яков Пуш мин и протянул руку за самым верх ним ломтем. Пожевал корочку, откусил мякоти и, не торопясь, проглотил. — Сытный хлеб. А сколь бел! — На солнышке вырос, — поддер жал его Тарариев. — Вот и дождались нового, — по слышались голоса женщин. — Теперь едим. — А раз начали есть — ничем нас не остановишь! — пошутил Яков Пуш мин и, взглянув на сидевших рядом Подрезова и Тарариева, откусил пол- ломтя. После обеда звеньевой совсем не от ходил от барабана. Видя его вспотев шего, с лицом, покрытым пылью, Вася Перетолчин спросил: — Сменить, Гоша? — Управлюсь. Поворачивайтесь с подброской снопов. Звеньевого охватывал тот азарт, с которым он работал на севе: сумей вы держать молотилка — и день и два не отошёл бы от барабана. Но машинист МК-1100 время от времени останавли вал двигатель. — В чём дело? — возмущался Под резов. —• Всякий механизм требует, ухода, смазки. Вот подмажемся и можно опять... Пока шла смазка, Подрезов подсчи тал по' документам, сколько с утра на молочено. Выходило всего 80 центне ров. — Мало намолотили. Сто центнеров надо только по нэрме. — Ну, и будем тянуть до ста, — откликнулся Перетолчин, — а потом и сверх ста. К ночи сто центнеров было намоло чено. Сходили поужинали и молотили до рассвета. Круглосуточную молотьбу организо вали и другие звенья. И вот наступил день и час, когда к молотилке Подрезова приехали Шаш лов, Тарариев, Касаткин. Считал и пе ресчитывал намолоченное зерно звенье вой, считали и пересчитывали и руково дители колхоза и МТС. Прожевав остатки соломы, молотил ка заглохла. Оставалось взвесить по
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2