Сибирские огни, 1949, № 3

— Занят он... — замялся Николай. — Такую махину на плечах дер­ жит. — Не говори глупостей, — прикрикнула Зинаида Ивановна. — Вот еще богатыри подобрались — один чуть не за десятерых работает, дру­ гой целую шахту на плечах держит. Занят! А ты попробуй. Николай назавтра же попробовал, пригласил. — Часов в восемь вечера, говоришь? — только и переспросил Ро ­ гов, потом подумал, посмотрел в свой дневной план, вычеркнул что-то и ровно в восемь вечера пришел. И не один, а со Степаном Данило­ вым. Степан ж е притащил свой фронтовой аккордеон и получилось совсем хорошо. Аннушка, наверное, никогда не забудет этот удивительный вечер. Легкий н очной морозец разрисовал серебряными перьями лунные квад­ раты оконных стекол: зеленовато светилась затемненная абажуром на­ стольная лампа, в дальних углах затаились легкие тени. От лунной ночи за окном, от тишины, изредка нарушаемой голосами собеседни­ ков, почему-то казалось, что плывет маленькая комнатка в далекое- далеко. Аннушка думала, что мать будет выспрашивать Рогова кто он, да что он, а тот взъерошится, — найдет коса на камень. Но Зинаида Ива­ новна только глянула на его сильную подобранную фигуру, на откры­ тое, немного утомленное лицо и, встав навстречу, сказала просто: — Вот вы какой... Степан Данилов только что вернулся из поездки в Сталинск, где долечивалась Тоня Липилина, и был весь какой-то летящий, песенный. Говорил с хрипотцой, но когда запел под аккордеон, — какой проник­ новенной силы, какой покоряющей теплоты оказался у него голос! Случилось это просто, как будто песня только и ждала этого ве­ чера, этого часа. Вначале выпили по стакану чая, потом поговорили о чем-то незначительном, и вдруг Рогов попросил: — Спой, Степа! И Данилов запел, приподняв лицо, легко прикасаясь пальцами к прохладным перламутровым клавишам инструмента. Снега, как перья лебедей, Покрыли все вокруг... Но сразу на душе теплей, „ Когда приходит друг. Добро не в том, Кто за столом Дружить поклялся вдруг. А друг в труде, А друг в беде — Мой настоящий друг. Он улыбнется, и светлей Мне станет среди вьюг. Верней не знаю я людей, Чем он, мой верный друг. Не тот мне мил, Кто с нами пил, Назвался другом вдруг. А друг в труде, А друг в беде — Мой настоящий друг. Мы с ним за партой за одной Сидели десять лет. И нашей дружбы фронтовой На свете крепче нет.