Сибирские огни, 1949, № 3

горьевне угрожающей и глухой. Петр открыл перед бабушкой длинный; фанерный ящик, в котором в вате покоились яйца всевозможных птиц. — Посмотрите, какое у меня богатство!.. Наталья Григорьевна думала: «Вот таких ребятишек расстреливает фашист. А за что? У них и грехов-то еще только те, что птичьи гнезда зорят...» Яйца напоминали цветные камни. Зеленые с черными брызгами — яйца вороны и грача, белые — голубиные, песочного цвета — яички зяблика, словно выточенные из яшмы; чисто голубое яйцо, будто само­ родок бирюзы, — горихвостки. Петр торопливо рассказывал: — А это яйцо певчего дрозда. Рита спросила: — Хорошее богатство у Пети, баба Таля?.. — И, не дожидаясь от­ вета, продолжала: — Когда уезжали, мы ему советовали сапоги в запас взять, так ведь — не взял! Места для сапог не было. А для ящика сво­ его место нашел! Всю дорогу ящик берег, зато скоро босиком будет! — Подари мне, Петя, свою коллекцию, я из нее себе бусы сделаю! — подошла к ним Тася и взяла одно голубое яичко к себе на ладонь. Наталья Григорьевна посмотрела на стоптанные ботинки Петра, на потертое платье внучки, затем предостерегающе сказала: — Не раздави, Риточка... Все засмеялись. Не понимая, над чем смеется семья, Наталья Гри­ горьевна улыбалась и сама. Девушки наперебой старались объяснить бабушке ее ошибку: — Ты спутала, баба Таля, — Рита-то — я, а не она! — А я — Тася, бабушка! Та внимательно поглядела на девушек. — Видишь ты, как нехорошо получилось: родных внучек перепута­ ла. Вы на меня не обижайтесь, на старуху. Трудно было девушек не перепутать. Они, как дворники, стояли перед ней. Одного роста, русоволосые. У них различны были только глаза да у Таси были длинные косы. Петр сказал: — Они на тебя, баба Таля, похожи. Наталья Григорьевна горделиво улыбнулась: внучки были красивы Рита неожиданно спросила: — А как мы жить будем? Где разместимся? Мать еще раз поглядела на дверь, закрытую наглухо. А Нина, до сих пор сидевшая тихо за столом, подошла к горнице, тряхнула свет­ лыми, пенившимися на затылке волосами, постояла, прислушиваясь к мертвой тишине за стеной, и, занеся руку, словно для удара, толкну­ ла дверь. Медленно, со скрипом, дверь открылась. Девушки вбежали е нее, и из горницы полетели их стремительные слова сразу обо всем: — Здесь пусть у нас дети спят да Петька, а мы — в кухне с б а ­ бушкой. Верно, Тася? — Здесь хорошо уроки будет учить... И твою машину, баба Таля, мы сюда перенесем: здесь шить светлее будет, а то там темно,— цветы окна заслонили. Девушки входили и выходили в открытые настежь двери, вносили в горницу вещи. И двери не закрывались. Мать видела теперь людей и в горнице, ставшей вдруг маленькой, и здесь, около себя. Двери не де­ лили семью глухой стеной: горница и кухня — стали одно целое, один дом, в котором располагается на житье большая ее семья.