Сибирские огни, 1949, № 3

дела полные овощами хранилища, цветущий картофель на пустырях, чистые общежития рабочих! — А ведь ты не все мне сказала. Что-то от меня утаила? — см еял ­ ся Голубев, кончая разговор. — Д ав ай , давай, все говори, что есть з а душой! Н а т алья Григорьевна вздрогнула, вспомнила дело, которое приве­ ло ее в райком. Неловко начала: — Вот ты говоришь, Борис Михайлович: «Поведи за собой все улицы!» А я вот д а ж е семью-то свою вести не могу: Антонина-то моя не работает: «На аттестат, говорит, проживу». — Все дети мои у дел. С ы н о б ь я - то на фронте, а дочери работают. Время, говорят, не такое, чтобы сидеть: война.... А вот Антонина-то, сноха, жена Сережи, хоть и с образованием, а сидит... Семилетку ведь она кончила. Вот, когда второй мост через реку поставили, Сереж а мой женился на ней. С тех пор она и не работает. Сейчас растерялась без мужа, сидит, сложа руки. Война идет т ак ая — земля стонет, а она сидит. На меня уж пальцем показывают, на всю улицу позор. Ведь у меня на войне-то четыре сына, д а зятья, д а внуки... Одних моих з а ­ менять в работе — сколько рук требуется? Голубев, словно у него пересохло горло, глотнул воду из ст ака ­ на, стоящего у него на столе, и сразу же, не вытерев губ, попросил: — Говори! — А чего тут много-то разговаривать! Работать нам в одно сердце надо! И сама хочу на дом шитье брать... Я хоть и немудрящая швея, а себе всю жизнь сама шила. Может, я смогу. Машинка у меня своя есть. Еще до войны ребята мне купили... — А не много, мать, на себя берешь? Тебе и так с уличным ко­ митетом хватит дел. — Не много беру. Думаю я, что выдержу и еще больше. А н а ­ счет Антонины ничего не придумала: слов у меня мало, чтобы ее серд ­ це расшевелить. Я уж и так и этак — нет, с места ее не сдвину. Стыд: в собственном доме порядка навести не могу! Вызвали бы ее, пого­ ворили с ней... Голубев стремительно подошел к Коржавиной, обхватил ее з а плечи. — Все сделаю, Наталья Григорьевна! IX Про вожа я впервые Антонину на завод, Наталья Григорьевна вы шла за ворота и долго смотрела снохе вслед. Та шла, не огляды­ ваясь. И то, что она слишком разоделась для работы, и то, что она поступила всего лишь кассиром в один из цехов, и то, что уж е не­ сколько дней, с тех пор, как ее вызвали в райком, не разговаривала с матерью,— все это настраивало Наталью Григорьевну неспокойно и неотвязчиво-смятенно. Оставив ребенка на Нину, она и сама скоро ушла из дома, жи т е ­ ли у л и ц ы 1в это утро вышли мостить грязный перекресток. Снег только что сошел. Утро стояло морозное, звонкое. На д е ­ ревьях возились, перещелкиваясь, скворцы. При виде соседок, смутная тревога Натальи Григорьевны за Антонину пропала. — Ничего, оступится, так люди поправят, — ск а з ал а она себе. Женщины пели. Их лица были строги. Мать увидела, ка к Д а р ь я Овсюкова неожиданно вскинула голову и начала вместе со всеми, сильно подчеркивая слова песни, осмысленные ею и волнующие ее.