Сибирские огни, 1949, № 3
нятых на заводе. Женщины , старики, молоденькие девушки в комбине зонах шли мимо него. От завода он медленно направился к Коржавиным . Недоверчивый к женщин ам , он привяз ался к семье Коржавиных , мог часами сидеть у них, греться у чужого тепла, радуясь н ар ас т ав шей привязанности к нему малыша . Он был счастлив, когда теплые ручонки теребили его з а брови и за усы, а он сам мог их ловить губами. Здесь он д а л полную волю своим чувствам. — Слыхала , Н а т а л ь я Григорьевна, приходили ко мне! Навестить, говорят, пришли... — И по лукавому взгляду, брошенному на него Кор- жавиной , понял, что здесь дело не обошлось без нее. — Понабрали р е бятишек на завод. А они все-таки ничего... О печи меня расспраши вали... Интересно, кто у моей печи стоит?.. ...Ребенок разыгрался , не хотел спать. Р а зб ры з ги в а я молоко, пускал пузыри. Мать серьезно с к а з а л а ему: — Ешь все! Ешь! Ты теперь п аек получаешь. Подпрыгивая на руках, мальчишка ловил ее волосы. Не владея пальчиками, он, раз зацепив, не мог их разогнуть. Ж енщин е было больно и сладко: вот т а к ж е все дети старались поймать ее за волосы. Она сняла с пальцев ребенка седую прядь волос, а потом подошла с ним к зеркалу , висевшему в простенке, и, поглядев на свое о т р аж е ние, вздохнула: еще недавно лицо ее было гладким, не было ж е л тизны на висках, брови были гуще, темнее. Однако черные г л а за не потеряли прежнего блеска. Казалось, в них т аилась большая любозь. И зубы сохранились, и волосы попрежнему вились вокруг лба, к а з а ли с ь д а ж е голубоватыми от седины. Ж е нщ ин а намочила и пригладила их: не к лицу шестидесятилет ней старухе кудри. Но, смоченные минуту назад, они сра зу ж е начали освобождаться и мало -пом алу в зъерошились на висках. — Тебе, Васька, уж е седые волосы вырывать у меня досталось, ,русые-то все старшие мои выдрали. Она поставила ребенка к себе на ладонь, и он топтался, перебирая ножонками , словно трепыхались у нее на ладони, как на старой поры ж е лой крыше, белые голуби. Подпрыгивая, мальчишка вместе с пузырями изо рта выпустил: — Ма... ма... ма... Вдова, задохнувшись, прошептала: — Вот и опять я — мама, слава тебе, господи... — Умру я, и следочка не оставлю, вот что обидно. Никого у меня нет, кто и г л а з а бы мне з акрыл , — тихо проговорил Завьялов . Н а т а л ь я Григорьевна быстро возразила: — Ну, о чем ты говоришь, Михаил Кузьмич. Вот вспомнили ж е о тебе, пришли, о здоровье спросили. Значит, следок твой увидели. Ты — сталевар, д а и д л я поселка нашего много делал! Вспомни, как мы с тобой д а с Федей-покойником на субботники ходили... Н а т а л ь я Григорьевна посветлела. Она сама не могла бы сказать, чем ей дороги эти воспоминания, но она знала , что именно тогда, сразу после революции, именно на субботниках, на которые ее водил муж, изменилось ее отношение к жизни. Д ом а тогда украсились з е ленью и флагами ; отец и дети наперебой р ас ска зывали ей об о свобож денном труде, о их заводе, о их школе, о их улице: старый завод необходимо было перестраивать, и хорошо бы поставить новую домну, и пруд во что бы то ни стало надо прочистить и развести в нем л у ч шую рыбу, и улицы как можно скорее нужно озеленить, и школу не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2