Сибирские огни, 1949, № 3
Комната отдела народного образования т а кж е была разворочена. Громоздясь друг на друга, в углу стояли столы, над которыми во всю стену висел плакат: женщина призывно вскинула голову, глядела на всех требовательно, властно. Вверху было крупно написано: «Родина-мать зовет!» Всюду стояли столы и шкафы, сдвинутые впопыхах, словно при пожаре. З а столами, теснясь друг к другу, сидели работники районо, одетые в пальто, дули на озябшие руки. Они не соблюдали торжественного молчания, какое только что по разило Коржавину на улице: шумели, говорили враз, и трудно было понять их мысли. Шуры) здесь не было. В углу, повернувшись лицом к стене, сидела седоволосая женщина, сердито кричала в телефонную трубку: — Д а , да! В двадц ать четыре часа! Знаю! Знаю! Работать будет трудно, ну и что же ? На фронте еще труднее... В школу з автра при везут раненых. Д а , да, госпиталь... Шестая уж е освободила помеще ние. Р аботать будем в три смены, только и всего! У стола, напротив, коренастый мальчуган настойчиво требовал у молоденькой красноносой женщины, повязанной серым пуховым платком: — Зачисляйте меня в четвертую школу... мне надо в четвертую. Там Н а д еж д а Ивановна учительница. Она и папу моего учила... а его убили фашисты... й я хочу к ней... потому что папа мой у нее учился... Коржавиной стало жарко . Она не могла понять, откуда пришла мысль, что ей надо уйти. В голове поднялся необычайный звон, пылало лицо, жгучий стыд заполнял ее всю, поднимался к самому сердцу. Подд ержив ая ребенка одной рукой, другой она р а з в я з ал а узел платка сзади, распустила концы. Ребенок на ее руках л еж а л неподвижно. Она несколько раз, при подняв одеяло, поглядывала на него и снова прикрывала, вздыхая. Седоволосая все еще кричала в телефонную трубку, но теперь уж е спокойно, строго. , — Учителя с ребятами сами могут школу вымыть. Пусть как хо тят, окна вставят и вымоют. Нет, нет, ковры и картины не трогать, пусть останутся бойцам... Цветы — также. Пусть ученики цветы1 из д о ма принесут... Мать вновь порывисто взглянула на спящего ребенка, словно р а з думыва я над чем-то, мучительно решая тяжелый вопрос, затем в з гл я нула на мальчугана, теперь сидящего за столом: женщина с красным смешным носом-заставила его писать заявление; он это д ел ал усердно и торжественно. Ж енщина, подув на красные руки, строго посмотрела на К о рж а вину: — А вот и лучший председатель уличного комитета! Наталья Гри- горьевна, нельзя ли для школы на вашей улице буфетик организовать. Ребятам бы булочки, сахару... Вы бы занялись, На т ал ья Григорьевна, вы добьетесь... И только сейчас, заметив растерянное выражение лица Коржави ной, смятение и д аж е испуг в глазах, понизив голос, спросила: — Д а вы к кому? Та, подняв голову, посмотрела на плакат с кричащими словами вверху: «Родина-мать зовет!» и ответила: — Я вот к вам... — Еще раз, приоткрыв ребенка и посмотрев на него, повторила: — Я к вам... Цветочки, говорят, вам надо для ран е ных, так у меня герани есть, всякие: и красные, и белые, и алые, и ро зовые. И всегда в цвету. Взяли бы... Д а я вам по всей улице соберу, а насчет буфета, обдумаем, как начать. Може т и раздобудем....
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2