Сибирские огни, 1949, № 3
ват?» возбуждали «интерес уже не одной только романтической стороной. Они расширяли наш умственный гори зонт и научили нас искать в литературе ие одной только забавы на досуге, но и правдивого изображения жизни, с ее треволнениями и вопросами». Молодежь буквально перерождалась, оживала. Ядринцев об этом п е р е л о м н о м моменте вспоминает: «Щу кин принес вести об обновлении уни верситетской науки и литературы. В первый раз с жадностью и с восторгом мы узнали великие имена Виссариона Белинского, Грановского, Пушкина, Лермонтова; их гражданская скорбь, их ранняя гибель получили для нас новый смысл. Золотые звезды всходили на го ризонте новой литературы. В это вре мя уже показывался Добролюбов...» Та борьба, которая развернулась во круг Пушкина, Лермонтова и Белинско го в центре России, докатилась и до Сибири, и здесь, наряду с увлечением пушкинской поэзией передовых слоев общества, имелись выступления пред ставителей старых литературных вку сов, противников свободолюбивой, сме лой поэзии Пушкина. Особенно ревно стно «ограждали от Пушкина» питом цев закрытых учебных заведений (гим назий, духовных училищ, духовных с е минарий и пр.). Крайне ценным является свидетель ство М. Загоскина, который был в эти годы воспитанником сибирской «бур сы », в статье «Когда в Иркутске по знакомились с Пушкиным» (кстати, наз ванной явно неправильно, так как речь идет не о первом знакомстве иркутян с Пушкиным, а о том, как проникли Пушкин и Белинский в такие сугубо закрытые учебные заведения, как «бур са». Пушкинская поэзия была знакома сибирякам, в том числе и иркутянам, еще в 2 0-х годах). М. Загоскин пишет, как в начале сороковых годов «обучали в училище «начаткам» и катехизису митрополита Филарета, да трем грамматикам: рус ской Греча, латинской и греческой. Ни одной «книжки для чтения» ученики не видели в глаза, ни об одном писа теле ничего не слыхали. В 1 8 4 2 г. ученики перешли в семинарию «и опять —ни одной книги для чтения». Дава лась для списывания и заучивания на изусть бесконечная риторика и такая же «пиитика». И вот, когда дело доходи ло до сочинений, то семинаристов за ставляли учить «проповеди» Филарета, а из стихотворений — переложение псалмов Ломоносова и оду «Бог» Дер жавина. «Кроме этих столпов русской поэзии — никого из русских писателей не впускали в ворота «словесности», да и из басен учили только Хемнице- рова «Метафизика», а из Крылова — ни одной. Даже Карамзин и Жуковский были запретными авторами. Пушкин не только не допускался, но против него нас предупредили». И далее, М. Загос кин рассказывает, что ректор питал ка кую-то особенную злобу к «этому раз вратному вольнодумцу», особенно за его «глупую луну на этом глупом не босклоне» и т. п. Властям казалось, что «бурса» креп ко заперта, вполне застрахована от про никновения в нее вольнодумца — Пуш кина. Но отгородиться от внешнего ми ра «бурса» не могла,, слишком привле кательна и горяча была жизнь за ее каменными стенами. Иркутское общест во очень быстро шагнуло вперед, и «не только молодые чиновники, но и купцы почитывали книжки и заводили библиотеки». Зародилась мода на литературные альбомы, «куда уже не допускались ни Державин, ни Хеминцер, а царили Жу ковский и Пушкин. Песни великого по эта пелись уже во всех грамотных до мах: «Черная шаль», «Талисман» вы тесняли старые песни. Мода на; альбомы проникла и к «бур сакам», и хотя это делалось под боль шим секретом, почти у каждого из них был свой литературный альбом, кото рый хранился где-нибудь, под подушкой, или «песенник». Вторая половина века, особенно ше стидесятые годы,— особые годы в Рос сии. Сибирский писатель С. Шашков писал, что «наступление нового царст вования, освободительная реформа» действовали возбуждающе и на сибир скую молодежь. Она интересовалась теперь самыми острыми общественными вопросами, особенно ходившими по го роду бесчисленными списками разных, относящихся к России, сочинений и га зетными обличениями. В газете «Восточное обозрение» за 1 8 9 9 г., в статье «Две годовщины», посвящённой столетию со дня рождения Пушкина, говорилось: «В этот день мы вспоминаем нашего великого крити ка, умершего 5 0 лет тому назад. Пуш кин и Белинский, как их впервые со поставил Писарев, неразлучны, и их имена тесно связаны между собою и так передадутся в потомство. Пушкин со здатель и творец русской литературы, Белинский родоначальник русской кри тики. ..» И дальше в статье подчеркивается, что все замечательное в русской лите ратуре, начиная с 4 0 -х годов и вплоть до последнего времени, обязано этим двум учителям-гуманистам, «двум та лантливым подвижникам русской мысли». Газета верно отразила восторженное отношение к великому Пушкину про грессивной части сибирского общества. И здесь, в необозримых просторах Си бири, звучала «пламенная лира» нашей русской национальной гордости. Она вдохновляла, рождала надежды, звала к борьбе за светлое и счастливое бу дущее.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2