Сибирские огни, 1949, № 3
щепную солнцем долину. В ее полуова ле далеко виднелись вершины неизве стных гор, там начинался тот засне женный горизонт, который, уходя впра во, тянулся непрерывным хребтом до самого гольца Козя. Как хороши были горы в своем зим нем наряде, какими величественными казались их вершины на фоне темного лубого неба! Сжатые гребни хребтов, круто спадающие в долины Кизыра, бы ли изрезаны глубокими лощинами: в них-то и зарождаются те бесчисленные ручейки, которые летом шумом своим пугают даже зверей. Снежную полосу гор, образующих горизонт, снизу опоя сывал неширокой лентой кедровый лес. При вечернем освещении густо расту щие кедры, сливаясь со своими тенями, окрашивали эту ленту в темнозеленый цвет. Еще ниже, покрывая долину, ле жала мертвая тайга, и только у самого берега Кизыра я видел тополи, ели, ку старник, да по прибрежным сопкам ино гда попадались одинокие березки. Когда я спустился к реке, солнце, прячась за горизонтом, убирало с гор свои последние лучи. Из глубоких уще лий и цирков выползала темнота и, о б нимая горы, все больше и больше за хватывала пространство. В лагере царил беспорядок: склады вали груз, таскали дрова, чистили поля ну, ставили палатку. Лебедев уже от правился за оставшимся грузом. Не успел я еще осмотреться, как из леса нашим следом выскочили собаки. Увидев нас, они вдруг остановились и, поджав виновато хвосты, смотрели в нашу сторону. Я окликнул их. Лёвка и Черня переглянулись, будто спрашивая друг у друга: — итти или нет, но с ме ста не пошевелились. — Что-то нашкодили! — сказал Днеп ровский, подзывая их, но те продолжа ли оставаться на месте. Поведение собак было, действитель но, странным. Когда мы стали подхо дить к ним, Лёвка, согнувшись в дугу и семеня ногами, между которыми пу тался хвост, стал прятаться за колод ником, а Черпя, будучи по характеру более ласковым и мягким кобелем, упав на спину и подняв кверху лапы, толь ко что не говорил: «Братцы, не бейте меня, хотя я и виноват...». Мы подошли к нему, он, будто сты дясь, закрыл глаза и, только изредка чуть-чуть приоткрывая правый, следил за нашими движениями. По наследству от матери он носил на груди белый галстук. Днепровский сра зу заметил на нем следы крови. — Так задушили медведя? — обра щаясь к Черне, радостно крикнул он. Умное животное по тону уловило прощение. Черня сейчас же встал, но продолжал вопросительно смотреть в лицо Прокопия. Только теперь мы за метили у собаки раздутые бока и заса ленную морду. Днепровский быстро от стегнул кожаный ремень и не успел за махнуться им, а уж Черпя снова лежал на спине и, приподняв лапы, отмахи вался ими. А Лёвка, увидев расправу над приятелем, вдруг вырвал из-под ног хвост и, закинув его на спину, бро сился наутек, но через несколько прыж ков остановился. — Кто сало ел? —• держа над Чер ней ремень, допытывался Днепровский. Собака, пряча голову, визжала и ер зала у ног охотника. — Ну, Черня, на первый раз тебе пройдет, но помни, сдеру шкуру... А ты,— обращаясь к Лёвке, кричал он, — придешь, я тебе покажу!.. Негодный пес!.. Все-таки доканали они его,— уже спокойно сказал Прокопий, повернув шись ко мне. Мы понимали, что отучить Лёвку сдирать сало с убитого зверя было не- возможно. Ради этого он готов был на смерть драться с медведем, лезть на рога лося, сутками гоняться за диким оленем. Сколько было обиды, если убьешь жирного зверя да забудешь на кормить его салом, сутками в лагерь не приходит, в глаза не смотрит. А те перь он взялся учить этому ремеслу и Черню. — Завтра надо заставить их, пусть ведут к медведю,— проговорил Проко пий, все время посматривая на лежаще го перед ним Черню,— не пропадать же добру, в хозяйстве все пригодится... Над горами уже спустилась перво майская ночь. Блики лунного света, купаясь в волнах реки, покрывали ее серебристым узором. Еще более сдви нулись к лагерю горы, еще плотнее подступил к палаткам молчаливый лес. Было светло, будто и не ночь была над нами. По небу играли, переливаясь блеском, звезды, широкой полоской светился Млечный путь и изредка, буд то светлячки, огненными полосами бороздили небо метеоры. Люди, покончив с устройством лаге ря, расселись вокруг костра и занялись своими делами. Все мы снова вспомни ли про Чалку и про медведя. Передо мной со всей ясностью воскрес застыв ший в глазах жеребца страх. Чтобы отделаться от этих мыслей, я встал и начал бродить у лагеря. Я долго не мог понять, почему преследует меня этот последний взгляд жеребца. Что-то хотелось вспомнить, но что именно, я никак не мог уловить, а мысли, помимо моей воли, продолжали напряженно ис кать разгадку. Поздно вернулся Лебедев, товарищи помогли ему перетаскать груз и затих ли. Над лагерем спустилась тишина. Обычно, когда находишься в походах по тайге, местом, заменяющим кабинет, где ты работаешь вечерами, разбира ешься в накопившихся сомнениях или решаешь что-либо, является костер. Все делается у костра. Так и в этот раз. Не успел я присесть к огню, как сразу же пришла разгадка. Я вспомнил эвенкийскую легенду про тот самый с т р а х , что видел в застывших гла зах Чалки.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2