Сибирские огни, 1949, № 1
Земля Кузнецкая Р О М А Н ГЛАВА I 1 разгулялось же сердце у каждого, когда эшелон, перевалив пограничный ру беж, помчался по родной земле. Сгрудив шись у открытых дверей, солдаты молча глядели на израненные поля. Синий ды мок вился за дальним лесом, редкие сизые облака ползли на запад, багровея в лучах заходящего солнца. Каждый вдруг понял, что давно в его жизни не было и таких обыкновенных туч, и такого розового зака та, и кудрявых дымочков за лесом. Родина! Сколько истосковавшихся по тебе не вер нулось в твои просторы!.. — Заяц! Смотрите, — кричит сержант Данилов и, сорвав с головы пилотку, по казывает на прыгающий по зеленому но лю комочек. Солдаты сейчас же возбужденно загово рили, загудели, переглядываясь смущенно, точно появление обыкновенного зайца имело какой-то скрытый смысл. Долго в этот вечер не ложились спать. Сперва беседовали под торопливый перестук колес, нотой в несколько голосов пели «Не белы снега во поле забелелися». И про Ермака пели и про славное море Байкал. Пели, томимые ожиданием скорых встреч. Дверь не закрывали, и в бледном проеме ее до поздней ночи маячила небольшая фигурка Степана Данилова. Этот парень с беленьким вихорком, упрямо торчащим из- под пилотки, отличался удивительной не поседливостью. Стоило поезду остановить ся, будь то рано утром или поздно ночью, как он прыгал с подножки и сразу куда- нибудь бежал. Зато в вагоне все точно знали фамилию паровозного машиниста (37 лет стажа!), знали, что у этого ста рика учится племянница в Московской театральной школе, а кроме племянницы никого нет— всех немцы порешили. Дани лов же сообщил, что первая узловая стан ция после границы будет утром. А утром он вдруг исчез. Сначала этому не придали значения. Ну, нет и нет чело века, едет, значит, в соседнем вагоне или 2 . «Сибирские огни» № 1, 1949 г. ^ на тормозе. Но к вечеру всем стало не по себе. Аккордеоном заняться было некому, новостей не было. — Вот, якорь же, отстал парень,— сок рушенно посетовал старый солдат Алек сеев. — Наверняка влюбился, — полушутя сказал Григорий Вощин. — Помните, ког да еще из Германии тронулись, он заявил: «Как перееду, говорит, границу — в пер вую же русскую девчонку влюблюсь!» Только через двое суток, уже в Смолен ске, Данилов явился в вагон и, ни слова не говоря, завалился на верхние нары. Выспавшись, он не торопясь съел котелок колхозного варенца, вытер губы, отрях нулся и потянул к себе аккордеон. Но после бойкого перебора вдруг остановился и задумчиво пригладил белый непокорный вихор. — Был в Овражках, — сказал он не громко. — В сорок первом меня там так гвоздануло — полгода валялся в госпита ле, до пролежней. — Ну и как? — насторожился Алек сеев. — Что как? До пролежней, говорю, ва лялся, вот как. Во мне и сейчас железа сколько угодно. — Я не о том, — поморщился старый солдат. — Чудак человек, нашел чем хвастать. Я спрашиваю, как Овражки? — Окоп своего отделения нашел... — Данилов растерянно улыбнулся, словно испугавшись, что его уличат в мальчише- ском легкомыслии. Но солдаты выжидаю ще молчали. — Там, где первое отделение воевало, картошку посадили, а у самого моего око па сад разводят... Вот люди! — Данилов помолчал и задумчиво добавил: — Жарко там было, чорт! На лицах демобилизованных появились несмелые улыбки. — Видал ты... — удивился Алексеев. — Сад! Но Данилов уже встряхнулся и широко развел меха аккордеона. ьи&лйатЕкА !*№
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2