Сибирские огни, 1948, № 6

палисадниках виднеются молодые яб­ лоньки. — Нашу деревню собираются переиме­ новывать, — говорит Иван Ильич. — Недавно в газете было: советуют на­ звать — Светлая. — В самом деле, почему — Кривая? — спрашивает наш спутник красноярский литератор. — Наоборот — очень прямая. Так и надо назвать. Посмотрите — ули­ цы прямее городских. И вообще деревня лучше старого города Минусинска... — Прямая — это хорошо, — согла­ шается агроном Соломин. — Путь перед ней — прямой. И колхозы здесь в гору идут быстро. Приятно въезжать в такую деревню темной осенней ночыо. Незнакомая ранее, она сразу раскрывается в взволнованном трудолюбии ее люден. — Городок! Маленький, приятный го­ родок! — законно восторгается наш спут­ ник. — Сюда бы еще радиоусилители. Вот на эти столбы... — Скоро будет радио, — отзывается Иван Ильич. — Строим уже... Вообще в нашей деревне не стыдно жить: не от­ стаем от других. Норовим вперед выско­ чить, пример показать. И кое в чем удается. Еще мало, но уже удается... 5- Утром мы собирались ехать к Ермо­ лаеву, колхозному садоводу, известному на всю Сибирь, но Иван Ильич не отпу­ стил нас: — Нельзя не побывать в нашем другом саду. Филимона Ивановича надо повидать: это — отец садоводства в нашей местно­ сти. Здесь рядом — забежим на часок. Мы выехали на рассвете, но Филимона Ивановича не застали дома. — В сад убежал, — крикнула в окно пожилая женщина, махнула рукой и гор­ деливо улыбнулась: «Разве в такую по­ ру когда-нибудь Филимона Ивановича за­ ставали дома?!» Низина на берегу Енисея заросла ди­ кими ирисами, которые здесь называют пикулькой. Острые лезвия пикульки по­ ходят на длинные узкие кинжалы, воткну­ тые рукоятками в землю. Скот обходит их, и они, нетронутые, теперь, в осен­ нюю пору, напоминают зеленые кочки на болоте. Старый «газик» поскрипывает на этих кочках, но упрямо пробирается к густому частоколу голых тополей, которые еще неделю тому назад были, если не зе­ леной, то золотистой стеной. Эта надеж­ ная живая защита — первый признак фруктового сада в Сибири. Сторож, на редкость высокий, борода­ тый человек, в барашковой шапке, с ружьем в руках, открывая ворота, спешит сообщить, что Филимон Иванович ушел в дальний конец сада, что недавно был слы­ шен его выстрел. — Что, мальчишки озорничают? — спрашивает Соломин. — Нет, культурные зайцы одолели... — Какие это культурные, зайцы? — невольно переспрашиваю я. — Да те, которых в клетках привози­ ли... В прошлые годы их стрелять не поз­ воляли, поймает человек на огороде — вези в лес, выпускай. Только его, косого, выпустят, а ночью он — опять в ого­ род. А сейчас стрелять разрешают. Вот пойдете — сами увидите. А может он, Филимон Иванович, по косачам выпалил... Мы идем по дорожке старого сада. Па широких листьях стланцев лежит первый иней, и они кажутся седыми. Тонкий аромат спелых яблок в эту морозную утреннюю пору особенно свеж и приятен. Крупные румяные плоды тесно висят на ветках, лежат на земле, возле тех побегов, на ко­ торых они выросли. Впечатление такое, что они не упали с дерева, а провалились в дыры с/гарй корзины. — На нескольких деревьях оставили урожай для киносъемки, — объясняет Со­ ломин. — Обещали приехать кинооперато­ ры... В дальнем конце сада, возле невысоких ранеток, с которых уже обстригли урожай, стоят охотничьи шалаши. Из одного по­ дымается высокий, сухой старик с бритым лицом, изрезанным глубокими морщинами, с подстриженными сивыми усами. Пальто у него распахнуто, шапка-ушанка сдви­ нута на одноухо, точь-в-точь как на бой­ ком, непоседливом мальчугане. Закинув старенькое ружьецо за плечи, он идет нам навстречу и, кивая головой на высокие тополя, разочарованно сообщает: — Стрелил одного— не свалил: толь­ ко пушок посыпался. Дробь у меня мел­ кая... — А по кому стрелял, Филимон Ива­ нович? — интересуется агроном Соломин. — Да косачи навалились. Каждое утро прилетают. По чернышу бил, но, как ви­ дите, без толку. А то сейчас бы для го­ стей суп на костре сварили. Здравствуйте, товарищи! Здравствуйте! — Он энергично и приветливо протягивает руку. Она у не­ го широкая и костистая — работящая рука, от которой не уходит никакое де­ ревенское ремесло. — А я думал, что ты по дроздам все еще палишь, — улыбается Василий Сте­ панович. — Не перебил еще всех?