Сибирские огни, 1948, № 6

на фуфайку. С ним два минометчика. Зу- бенко сам ставит миномет и дает несколь­ ко выстрелов по фланкирующему пуле­ мету. — Давай, Паша, давай! А Звезду твою обмоме в Берлине, — кричит ему совсем остывший Ломач. Тем временем Божко со знаменем вы­ скакивает на берег, но тут же, сделав не­ сколько размашистых шагов, падает. Зна­ мя перехватывает Чеботарь. Он быстро бе­ жит в гору. За ним устремляются бойцы, успевшие перебраться через канал. И снова начинает бить пулемет врага. Чебо­ тарь после нескольких шагов вперед, как- то неловко, будто упираясь древком в воз­ дух, валится -под гору. Знамя на лету подхватывает Сычев — сибиряк, не раз делившийся со мной заветной своей меч­ той — разбить поскорее немца и занять­ ся после войны разведением яблоневого сада у себя в Колывани... — От яблонь воздух станет сладким, — говорил он. — Вот когда уж я всей грудыо надышусь... Сычев проворно бежит зигзагами вдоль косогора к седловине, где проходит не­ большая дорога. Ползу за цепью. На ходу включаю ра­ цию. В эфире попрежнему гам. Кто кого ругает — не пойму. Прошу артогонь, не спуская глаз с Сычева и тех, кто идет за ним... Гремит взрыв. Сычева, как сброшенную рукавицу, перевертывает в воздухе. Пе дожидаясь ответа от артиллеристов, ползу к нему. Сычев наскочил на мину. Ему вырвало ступню и до пояса сорвало одеж­ ду, но он еще продолжает ползти вперед. — Доползу, на локтях доползу, — бор­ мочет он как в полусне. — Не отбирайте знамя... Пить... пить... Подставляю фляжку. Из полуоткрытого рта через уголки потрескавшихся губ во­ да льется обратно. Сычев не успел глот­ нуть — умер... Целуя его в лоб, думаю. «Столько людей погибло и неужели зря, неужели не выполним задачи?..» Цепи лежат. Где-то в стороне Ломач кричит на пулеметчиков, они без разбору хлещут длинными очередями через наши головы. Подползает перевязанный Голу­ бей. Он старается собой прикрыть меня, встает почти во весь рост. Приказываю ему отправляться в госпиталь? — Нет. Рукопашный надо. Давай, гово­ ри нам, куда надо,— отвечает он... Оглядываюсь. За мной— с десяток бой­ цов. Их привел Голубей, Неожиданно слы­ шу гармошку Ладыженко. Это и радует и в то лее время возмущает меня. — Комсорг идет, — говорит кто-то. В самом деле, Ладыженко не ползет, а шагает во весь рост, пиликая на своей «закадычной». — Куда тебя чорт несет? Убьют, — кричу я. — Они пулю для меня три года льют и отлить не могут, а теперь тот завод разбомбили, — весело отвечает Ладыжен­ ко и берет знамя из остывающих рук Сы­ чева... — Пошли, старички! — кричит он. В. идет вперед. Идет, а не бежит, держа в зубах губную гармошку. Она, надрываясь, пищит какую-то непонятную мелодию... Словно электрический ток пробегает пе цепи гвардейцев. Они дружно поднимаются и шагают за комсоргом. Действительно, этого человека обходят пули... Он невредимым спрыгивает в не­ мецкие трашиеп. Но трепету полотнища видно, как он стремительно бежит вперед. Там, в траншее, завязывается короткий рукопашный бой. Как сверчки, верещат автоматы, глухо, как удары тяжелого мо­ лота о землю, рвутся гранаты. Начинаю понимать, почему так воспринимаются звуки боя — меня слегка оглушил «фауст». Па высоте с отметкой 85,5 взвивается шефское знамя томских рабочих. Только теперь замечаю, как темно во­ круг — уже вечер. Радист надсадно кричит, что командир корпуса со своего наблюдательного пункта увидел знамя. Он передает приказ коман­ дующего о награждении пяти человек ор­ денами Красной Звезды и спрашивает, кто эти пять. Я называю фамилии. — Где ты?! Дай желтую ракету! — в который раз запрашивает меня по рацик Мусатов. — Ракет нет. Даю очередь трассирую­ щих... Оседающую'темноту прокалывает не­ сколько трассирующих пуль. Над высотой 85,5 гордо реет знамя томских рабочих. * ** Ночной привал на Зееловских высотах прошел спокойно. Утром с Мусатовым об­ ходим полк. В глубоких траншеях, отби­ тых у противника, разместились роты. Сю­ да привезли завтрак. — Приятного аппетита. — Пожалуйте с нами, — приглашают бойцы к своим котелкам. Мусатов охотно отведывает завтрак, переходя от котелка к котелку. — В Сталинграде в такие часы толь­ ко пили, а есть кикто не мог, — говорит один из гвардейцев.