Сибирские огни, 1948, № 5

Так становится радужной память о детстве, Так сдираются город и юность — в одно. Так... Но близко. Стремительно. Неудержимо, Озаренные утренней, солнечной мглой, Возникают дома и далекие дымы... Здравствуй, юность моя, Я встречаюсь с тобой! 2 И вот он лежит, опоясан спокойной И синью речною, и зеленью хвойной. Обласкан закатом и ливнями вымыт. Раскинулся он пред глазами моими. И верится: каждого здания камень Как будто положен моими руками. Я стрелами улиц любуюсь в волненьи, Прямыми, как наши мечты и стремленья. Я вижу: направо, где дымные дали, Сверкают стальные пути магистрали. Летят по путям сквозь туманы и грозы Недавно рожденные здесь паровозы. Налево — во всей широте и красе я Отчетливо вижу разлив Енисея. Туда, в лебединые белые ночи, Плывет теплоход «Красноярский рабочий». А в. небе... А в небе, блеснув и растаяв, Прошла самолетов весенняя стая. На север — к нетающим льдам исполинским, На юг — к золотистым плодам минусинским. На запад — к московским рубиновым зорям, К востоку — к Байкалу, священному морю. О город мой! В долгие годы разлуки Как часто к тебе я протягивал руки. Как часто мне слышался шум водопада Черемух твоих за решеткою сада. Ты — первые, чистые сердца истоки, И первые детски-наивные строки. И первые губы на майском рассвете, И первое стихотворенье в газете. И первые вьюги, что мир не закрыли, И первое ощущение крыльев. 3 Горят высоко путеводные звезды. Птенцы покидают родимые гнезда. Но старый орел сыновей своих любит: Где надо — проучит, а где — приголубит. Он все отдает им, что в жизни имелось: И дерзость полета, и зоркость, и смелость. Прямы их пути и надежны усилья, И сердце не сдаст, и не сломятся крылья. Но часто птенцы о гнезде вспоминают И часто к нему погостить прилетают. Так я, словно птица, с мечтой и любовью, К тебе прилетаю, родное гнездовье. Как все мне здесь дорого, любо, знакомо... А сердце — не верит: — Ты дома? — Я дома!