Сибирские огни, 1948, № 5
Юдин попросил Настеньку открыть окно. "Хотя во всем отделении давно уже выста вили рамы, но в двенадцатой палате боя лись сквозняков и пользовались только форточками. Настенька спросила разреше ния у Елены Александровны п с большим кухонным ножом н тряпкой пришла вы- .ставлять «первую раму». Юдин смотрел, как она работала, и чему- то улыбался. Настенька тщательно соскре. бала наклеенную бумагу, вынимала гвоз ди, вскакивала на табуретку, чтобы до стать верх большого венецианского окна. Она приподнималась на цыпочки, тогда ее голые икры с мелкими красноватыми пу пырышками напрягались, и под тонкой, очень нежной кожей, вырисовывались ров ные мышцы. Юдин смотрел на ее совсем детские ноги с розовыми пятками, с кро шечными пальцами, на которых ногти по ходили на перламутровые пуговички. Под самой крупной пуговичкой, на большом пальце левой ноги, чернел синяк. Юдин хотел спросить, откуда у нее этот синяк, но постеснялся. Настенька, выпятив губы, усердно вози лась с рамой, мыла ее. Откуда у нее бы ла эта исключительная аккуратность, сметка, хозяйственность? Сколько раз Юдин видел, как она делала самую чер ную работу. Два раза в день она мыла палату, и всегда он замечал, как тщатель но протирает она ножки кроватей, наводит порядок в тумбочках, стелет по всем пра вилам — «конвертом» — постели ходячих больных. И никогда пе было случая, что бы она упрекнула кого-нибудь или выра зила хотя бы малейшее неудовольствие. — Почему же ты босиком ходишь, Ана стасия? — думая о другом, спросил Юдин. — Мне так легче, — Настенька повер нула к нему разгоряченное лицо с прилип шими ко лбу тонкими волосами, — посмот рите, какая у меня нога. — Она выстави ла ногу на пятку и покрутила ею, как будто бы вызывая на танец: — Не нога, а смех один. Тридцать третий номер! А мне выдали тапки — сорок третий! Ну, да мне и так хорошо, я привышная. — А как подвигаются дела на курсах? Настенька, считая, должно быть, логич ным такой переход от «разговоров о тан ках к курсам, еще больше разрумянилась и стала рассказывать, как она сдала ана томию самому Семену Наумовичу,'’как он поставил ей четверку, а потом переправил на пятерку.’ Она говорила безумолку, слов но самый процесс разговора доставлял ей колоссальное наслаждение. За эти полгода Настенька неузпаваемо изменилась. В ней стало меньше наивной непосредственности, она заметно осуну, дась. Но все же от каждого ее движения, от каждого йшва веяло попрежнему моло достью. Она всегда чем-то неуловимым ус покаивающе действовала на Юдина. Он часами мог бы смотреть, как она работает или в свободное время готовит уроки. В такие минуты ее лицо жило особенно на пряженно. Упорная работа мысли преоб ражала его. Настенька легко начинала восторгаться или возмущаться. Вот, оказывается, сколь ко в человеке живет микробов и разру шает организм, а человек иногда и не по дозревает, какой недуг мешает ему чув ствовать все радости жизни. Но хуже все го, что врачи не всегда умеют выжить этих микробов... — Как бы я хотела быть врачом, — задумчиво говорила Настенька, — как бы я людей жалела, выдумала бы для них новые лекарства... Она бурно радовалась, когда узнала о свойствах сульфидина. Н тут же загру стила: — Вот бы это лекарство Моей матери! Она ведь от воспаления легких померла. Юдин, глядя на Настеньку, понимал, что именно из таких людей и должны во спитываться настоящие врачи. Настенька — врач! Как это было невероятно еще не сколько месяцев назад, и насколько воз можным казалось теперь. Но невозможным казалось другое: то крепнущее чувство, к которому прислуши вался Юдин. Вначале даже не верилось, что это любовь. Однако, только одна На стенька нужна ему была из всех деву шек, которых онд знал, только ее он хотел видеть рядом с собой, с нею быть, постоян но. Он боялся этого чувства и дрожал при мысли, что она все узнает. II в то же время хотелось, чтобы узнала. Иногда ему казалось, что и она тянется к нему. «Жалеет, — думал он. От этого станови лось тяжело. — Разве она меня может по любить. Сколько раз она меня видела бес помощным, ухаживала за мной!.. Зачем только она попала в эту палату санитар кой!..» Но стоило Настеньке снова по явиться. и он забывал о своих ногах, ру ках, ему хотелось бежать за ней, защи щать от чего-то, и — рассказывать ей о своей любви. Да, это была любовь! Мысленно Юдин много разговаривал с Настенькой, учил ее и сам учился у нее, ибо она росла, росла у него на глазах. Ему нетрудно было представить: вот она уже врач, серьезный, вдумчивый. Она знает, что в мире много страдающих лю дей, которым нужна .ее помощь, и отдает им весь жар своей неистощимой любви и преданности. Юдин уже не мог быть без Настеньки и — то чувствовал себя самым
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2