Сибирские огни, 1948, № 5

— Ох, ты! — обрадовался дед Микэ- ла. — Ты случаем моих хлопчиков Бори­ са та Степана по фамилии Таранущенко не встречал ли? И дед Микола перешел на любимую тему — о сыновьях, о себе, о людях. Они у него, сыновья, такие же лы­ сые, как он. Уже в двадцать лет облысе­ ли — такая порода. А здоровяки... рука­ стые! Дед Микола потряс ручищами, ко­ торые были удивительны на его маленьком жилистом теле. Втроем работали по плот­ ничному делу. Сколько домов поставили! А теперь он без них — куда годится? Вот к госпиталю и пристроился. И то сказать: здесь он хлеб даром не ест. Сутки в контрольной будке сидит, два дня отдыхает, да какой там отдых! То метлы делает, то лопаты, то снег сгребает. А кто на кухню листы для пирожков поделал? А кто эти тазы поделал? Столярное ремесло тоже из его рук не выпадает. Ко­ миссар попросил его — так он все гита­ ры и балалайки склеил. Вот потребовалось Семену Наумовичу подставку сделать для ног в операционную, опять же попросили деда Миколу. Так он ему какую подстав­ ку сделал? Со ступеньками, с барьерчи­ ком, чтобы не оступился, не упал. А щи­ ты раненым,' лежачим? Как в люльке, в этих щитах раненые лежат. Щиты раз­ борные, легкие, и материалу на них мало идет. А материал где сейчас взять? Толь­ ко у него, у деда Миколы, и есть мате­ риал. Каждую щепочку, гвоздик, шуруп, железину — все он приберет и сохранит. По началу смеялись над ним, скрягой: считали, а потом уважать стали. В прош­ лом году картошку надо было садить — лопат нет. Опять дед Микола. Огребать надо — тяпок нет. Так он что сделал? Старые косы валялись поржавленные, по­ ломанные, но стальные, крепкие. Вот и приспособился из них тяпки делать. Да какие тяпки! Острые, в работе легкие. Ну, и благодарности ему за это было не­ мало от сестер и санитарок. Картошка и все овощи их руками обрабатывались. Б то он посмотрит, дед Микола, — девчушки эти сильно старательные. Им бы еще в школу бегать, а они и день и ночь па работе. Они и продукты возят, п уголь госпиталю заготавливают, и сено летом косят, и картошку всю зиму перебирают. Тут вот одна девушка сильно уж ему нравится. Такая ласковая, такая уважи­ тельная. Ну, как родное дитя. Настенька ее зовут. Может, сынок, знает ее? А ведь на вид ей в куклы еще играть. Или вот Стелла! Эта такая добрая, все с себя че­ ловеку отдаст. Весь интерес у нее только в работе. Горячая она, Стелла! В работе пощады себе не знает. (Вот, одна беда — сынишку блюсти не умеет. Повезло сей­ час ей: Настенька попала, квартирантка хорошая. Она и спать его уложит, и на­ кормит, и бельишко постирает. Да и ему, деду Миколе, тоже по пути сполоснет портки и рубашки. Безродный он теперь совсем. Невестки в деревню жить уехали с внучатами. А с невестками без сыновей — известно, какое житье. Ведь они как думают: если ему семьдесят лет, так он ляжет на печь и ухаживай за ним. Слу­ шаться его не хотят, думают, что умнее его, старика. А у деда Миколы — гор­ дость. Вот и живет один. Ну, в госпитале теперь узнали его. Теперь даже чужие люди зовут его к себе. Тут бурятка одна из колхоза приехала к сыну. У сынка-то тоже руки покалечило, и пальцы ему тут, в госпитале, сделали. Так вот эта бурятка как посмотрела на его, деда Ми­ колы, работу, так и пристала: поедем к нам в колхоз. Тут один бурят-рабочий есть, ленится и спать любит. Так она его по- своему, по-бурятски, так ругала, а деда Миколу зазовет к Стелле и через этого бу­ рята уговаривает с ней ехать. У ней, у бурятки этой, тоже старичок-отец есть. (Вместе, говорит, с ним и жить будешь. Едой бурятской угощала. Вкуспо, но про­ дукту много хорошего идет. Саламатом это зовется. Сметана туда требуется да мука белая — первач. Конечно, на такой ед^ жить можно еще лет тридцать, а то и все сорок. Порода у него долголетняя. Но уез­ жать ему не хочется: сильно в госпита­ лю привык. Да и ни в жисть его не от­ пустят отсюда: госпиталь без него пропал... Дед Микола говорил своим елейным го­ лоском, а руки его в это время не пере­ ставали работать. Он уже не дотрагивал­ ся до Юдина с осторожностью, как вна­ чале, а растирал его тело плавными силь­ ными движениями. И Юдин чувствовал, как расправляется тело, как исчезает я нем ощущение скованности, вялости. — Мне главное на людях жить, — рассуждал дед Микола, — я людей вся­ ких люблю. Для меня пет татарина, буря­ та или там киргиза, был бы человек. Я и немца раньше за человека считал. Вот- те честное слово. Мне комиссар газетки дает, я читаю, а глазам своим не верю. Думаю, не может быть, чтобы человек до такого дошел. Раненые приезжают, я их пытаю: мол, расскажите, .как там себя немцы ведут, — а они и говорить о них спокойно не могут. Где там! Фашист все истоптал, сколько людей страдать заста­ вил. Вот я и раскусил, что оно такое —