Сибирские огни, 1948, № 5
Руки Марины Степановны успели по .этому знаку придвинуть к лицу Юдина маску с эфиром, и он глубоко вдохнул в •себя пряный, обволакивающий сознание воздух. Ему еще хочется говорить с Василием Герасимовичем, ему хочется сдернуть с . лица тяжелую маску, которая давит па него многопудовым грузом, ему хочется... «Эх, вы, кони мои вороные»... — поет :мужской голос. И все вокруг затихает. •В*Ф Он открыл глаза и прежде всего увидел настенькину голову у своей подушки. На стенька, сидя, задремала, косынка сполз ла с ее волос. Он видел только затылок. Волосы были так близки от его лица, что он мог глубоко вдыхать их запах. Волосы пахли скошенной травой и полевыми цве тами. Казалось, что сейчас это единствен ный воздух, которым он может дышать. Операция позади! Возможно, что это была последняя его операция... Г Л А В А I I Прошло восемнадцать дней. Рано утром Марина Степановна■сняла с его руки повязку. Юдин с удивлением смотрит на руку и не узнает ее. Нежно- розовые разрезы. Короткие пальцы. Да, все пять пальцев. И почти неподвижные. Такие же пальцы у Жигжитова. Бадма ими шевелит и разглядывает их любовно. Рукой нужно бесперебойно работать. Вот почему вчера Василий Герасимович •сказал: «Теперь ваша судьба от меня не зависит, тепеоь она в ваших собственных руках», й Юдин отдается своей работе почти с таким же рвением, как Бадма. Ему приносят деревянную плашку с выемкой для ладони и пальцев. Юдин,- разъединяя свои короткие пальцы, помещает каждый из них в гнездо и начинает сгибать и раз гибать кисть руки. Он делает это так долго, пока не начинает неметь не только рука в плече, но и грудь, и шея. Бадма улыбается озорными глазами и таинствен но сообщает ему: — Вот, обожди, приедет моя мама... От удовольствия его веки закрываются, но и в это время он не перестает двигать пальцами. Он сделал себе из хлеба шари ки, насадил на нитку и теперь перебирает их. — Хочешь тебе сделаю? — предлагает он и великодушно отдает ему свою нитку, с уже блестящими, точно отполированны ми шариками. Смешно это — лежать и перебирать четки. И невольно являются думы — длинные, безостановочные... Но Юдин не забывает о руке. Даже во сне он теперь двигает пальцами. Впервые, когда он их растопырил и глазами постороннего взглянул на свою руку, она показалась ему похожей на лапу гуся. Но чем дальше, тем больше рука •становилась... осмысленной. Она приобре тала привычки, у нее появлялся характер. Мертвые ладонные суставы должны были начать жить. И Юдин теперь верил, что настанет такой день, когда рука будет целиком подчиняться ему. Однажды он предложил: — Знаешь, Бадма, давай строить вз хлеба домик. У Бадмы от удовольствия загорелись глаза. — Мы построим, Бадма, макет твоег« будущего дома в твоем аймаке. Хорошо? — Давай, давай, — торопил Бадма. Он собирал все остатки хлеба в палате и готовил ему одному известным способом массу: добавлял туда клея, слюней и бог знает чего ещя, — получался состав, ко торый был упругим, медленно засыхал, а, еасохнув, становился прочным, как кость. Этому его научил дед Абзай, который когда- то сам выучился у политических каторжан. Юдин попросил у Стеллы красок и сам при готовил несколько кусков этой своеобразной глины, тщательно разминая ее с краска ми. На ночь две табуретки, на которых шла стройка, накрывались мокрым поло тенцем. Работа была почти ювелирной. Руки дрожали, пальцы не слушались. Те перь Бадма, раскрыв рот, с обожанием следил за руками Юдина. Из мастера он превратился в подмастерья. Дом размещался на большой доске, и там, по плану, должен был быть садик, амбар, навес, подвал, клумбы, резной па лисадник, гараж. Сам дом уже стоял с верандой, в нем было пять комнат, кухня, ванная. И все это сделано из хлеба. Шведик раздобыл где-то желтоватый кусок слюды, они ее разделили на тонкие пластинки и пустили для отделки веранды и окон. Через двенадцать дней усадьба для Бадмы Жигжитова была готова. Во дворе даже стоял маленький лиму зин, под навесом, для большей нравдопо-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2