Сибирские огни, 1948, № 5
Черемных л дед Микола простились и бесшумно вышли. Долго Семен Наумович лежал неподвижно. В его ушах звучали тупые удары земли о крышки гробов. И он тоже бросил землю. В дверь кто-то постучал. Семен Наумо вич вздрогнул. Перед ним стоял Черемных. — Я опять к вам, Семен Наумович. Хочу у вас заночевать. У меня в комнате холодно. Не помешаю? — Нет. Вы как раз во-время пришли. У меня, знаете, мысли невеселые. Все равно я не буду спать. Вы ложитесь на мою кровать, а я перейду на любушкину. — Я, пожалуй, поживу с вами вместе недельку—две. У меня печь будут пере кладывать. Семен Наумович ничего не ответил. Он молча встал с постели, сел около стола и попросил Черемных зажечь свет. На столе стояло вино. Семен Наумович потер руками виски, около ушей. — Это, кажется, называется поминка ми? — сказал он тихо, глядя на графин. —• Ну, давайте выпьем, давайте вспомя нем хорошую русскую женщину. Давайте ЧАСТЬ Г Л А Многие склонны были считать чудаком этого кряжистого человека, внешне похо жего на простого крестьянина. В госпитале он появлялся очень редко и только в тех случаях, когда пред стояло оперировать руки. Он стремительно проходил по коридору, и полы его халата развевались, как от ветра. Он разговари вал с ранеными только в операционной, разговаривал с такой охотой и любопыт ством, что те на минуту забывали, где они находятся. О нем много говорили в госпитале. Раненые интересовались его жизнью. В 1914 году Василий Герасимович по пал врачом в полевой подвижной госпиталь на Западный фронт, в 10-ю Сибирскую дивизию. Я гот тут-то и началась та часть его беспокойной жизни, благодаря которой оп и обнаружил себя подлинным ученым. В медицине все большие открытия свя заны с желанием облегчить страдания че ловека. Василий Герасимович, подслгу не отходя от операционного стола, видел, как безжалостно «кромсали» руки у раненых. вспомянем хорошего армянского юношу. . Ему было всего двадцать лет. И его роди тели еще ничего не знают. — Он разлил вино, в рюмки. — Товарищ комиссар! Вот я теперь коммунист. Скажите мне: вы сейчас ко мне пришли, как человек к че ловеку или как комиссар — по обязан ности. Я же знаю, что в вашей комнате тепло. — Я пришел к вам как человек п как коммунист, и — как комиссар. Это одно и то же, Семен Наумович. Одно немысли мо без другого. — Возможно, я не точно выразился? Я понимаю. Но вы пришли очень кстати, уж поверьте. И зачем меня спрашивать, •можно ли у меня жпть две недели. Ко нечно, мне будет с вами легче. Вы не сомневайтесь, я очень хорошо думаю о партии. И вы вот вернулись сейчас оченц кстати... Утром, когда рассвело, двор казался но вым — запорошенный свежим снегом. От восходящего солнца ложились на рыхлой нехоженой белизне розовые, оран жевые и голубые тени. ВТОРАЯ В А I Если основные фаланги суставов были пе ребиты и пальцы болтались на кожном мостике, то раненому ампутировали такие пальцы, и он на всю жизнь оставался инвалидом. Особенно тяжело было видеть людей, которые теряли пальцы на обеих руках или кисти рук. И никто в то время не задумался над тем, чтобы попытаться сохранить или восстановить пальцы. В полевых госпиталях хирурги не успевали делать ампутации, где уж тут до разра ботки проблем! И вот Василия Герасимович робко начал заниматься восстановлением пальцев. Пальцы с разбитыми основными фаланга ми он подшивал к кожному мостику. Над ним смеялись его коллеги, но Василий Герасимович не обижался на них и своей идеи не оставлял. Начальство несколько раз объявляло ему выговоры «за недозволенное эксперимен таторство в фронтовых условиях», —• и все его опыты приобрели недозволенный характер. Василий Герасимович стал задабривать своих коллег, делая за них операции: только бы они молчали об его опытах!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2