Сибирские огни, 1948, № 5

окна. Невесело смотрела на ту сторону улицы. На мостовой прыгали Еоробьи, замер­ зая попадали под колеса автомашин. На улице стоял мороз, который сиби­ ряки называли давуном. * ** — Хватит вам носы вешать, ребята. — Отмучился человек, — вздохнул Ко­ чубей. Вовка-полковник задумчиво сказал: — На фронте возле смерти ходишь, а все кажется, что дальше, чем здесь. У ме­ ня вот тоже заражение крови было. Толь­ ко подумаешь... Крячков мрачно молчал. Шведик лежал на койке, отвернувшись к стене, и спал. «У меня когда горе, так я лучше по­ сплю», — сказал он перед этим. — Хоть бы бабушка Люба пришла, — вспомнил Юдин. — Настенька сказывала, что не может- ся ей сегодня, — сообщил Вовка. К вечеру в палату необычно тихо зашла Стелла. Села на табурете около кровати Юдина. Долго молчала. Всхлипну­ ла. Наклонилась к Юдину и прошептала: — Бабушка Люба умерла. Юдину показалось, что он ослышался. — Вы что это, Стелла? — Умерла, умерла, — уже громко за­ рыдала Стелла. Разговаривали вполголоса. Кто-то со­ чувственно сказал: — Как же без нее теперь Семен Нау­ мович? — Как же он без нее жить будет? — ужаснулась и Стелла. — Эх-ма! До чего жалко бабушку. В один день с Папяном ушла, — угрюмо ггроизнес Крячков. А на улице мороз, пурга. Стелла при­ слушалась к завыванию ветра. Ветер сры­ вал с тополей слежавшийся снег и уда­ рял в стекла окон. — С таким больным сердцем, а еще работала, нам помогала, — сквозь слезы сказала Стелла. Вовка-полковник подбросил костыли подмышки и, ни слова не сказав, вышел в коридор. * о- Два дня отогревали кострами промерз­ шую землю. Она была как стекло. Два дня сторож контрольной будки дед Мико­ ла делал гробы. Тщательно тесал доски, вбивал кумачом. Через два дня бабушку Любу хоронили вместе с Баградом Папяном. Один большой и один маленький гроб поставили ряде на грузовую машину. Все, кто был свобо­ ден в госпитале от дежурства, пошли про­ вожать отправлявшихся в последний путь Все было — как и тысячи раз. Медлен­ но шла машина. За ней под руки вели старика в запотевших очках. Старик вес время спотыкался, волочил ноги. Шло- много женщин. Несли бумажные венки иг бледно-розовые венки из стружек. И разговоры были, как тысячи раз до этого. — Вы бы сели, Семен Наумович, на санки. — А? Нет, я пешком, я пешком... — И детей у них не было. Какая жа­ лость... — Надо же так. В один день с Папя­ ном умерли. Ухаживала за ним, ухажива­ ла... — Не подкосило бы Это горе Семена Наумовича! Один, как перст. Горе, горе, кто тебя измерит! Идет та­ кая война, гибнут миллионы молодых людей, и у маленького человека сердце разрывается от того, что вот он остался один. — Представьте себе, товарищ Черемных, — говорил Семен Наумович. — Я вовсе не думал, что она так может умереть. — Вы простите, Семен Наумович, я не умею утешать. Знаю, как вам тяжело. — Что вы, что вы! Разве меня можно утешить... — Только вчера был такой радостный день. Вас приняли в партию. Вы так меч­ тали об этом. А тут такое... — Вы говорите — я об этом мечтал!' А она? Как она об этом мечтала! Как она радовалась. Да, только вчера я рассказы­ вал ей об этом, только вчера... Бабушку- Любу и Баграда Папяна похо­ ронили рядом. Вечером дед Микола и Черемных при­ вели Семена Наумовича в его комнату. Пахло лекарствами. На столе накрыт был ужин. Кто это сделал? — Я лягу, — виновато сказал Семен Наумович. — Представьте себе, я еще ни разу не заплакал. Или у меня каменное сердце? Хирурги вообще не плачут. Слиш­ ком много смертей прошло перед моими глазами. Слишком много... Нет, свет не зажигайте. — На смерть, ровно на солнце, во все глаза не заглянешь, — ковыляя по ком­ нате, сказал дед Микола. — А зеркало-то забыли перевернуть,-— обратил он внима­ ние. — Нехорошо. — Теперь уж все равно. Предрассудки,,. — тихо ответил Семен Наумович.