Сибирские огни, 1948, № 5

Когда Настенька начала с ним раз­ говор, где-то“ глубоко в душе она надея­ лась на то, что он сумеет ее в чем-то убедить, рассеять ее сомнения, вернуть прежнее к себе отношение. — Ах, вот ты как! — насмешливо сказал Белоноженко. — Да откровенно го­ воря, я от тебя другого и не ожидал. Все вы хороши. Недаром говорят, что в тихом омуте черти водятся. Ничего, такую, как ты, мы всегда найдем. — Прощайте, товарищ лейтенант, — грустно сказала Настенька, — я больше к вам уже никогда не приду. Вы это так и знайте, только чертей во мне никаких нет. Когда, Настенька передала весь этот ра пюир Стелле, та даже всплеснула ру­ ками и пришла в полный восторг. — Ты ли это, Настенька? Ты ли это, кнопка моя? Ну, удивила! Значит, те­ перь я могу тебе сказать то, что я уже скрываю три дня? Видишь ли, твой Бело­ ноженко уже двум нашим сестрам пред­ лагал выйти за него замуж. Я боялась тебе это говорить, а то мне и так каза­ лось, что ты начинаешь сердиться. А се­ стры-то — Шора да Маруся — оказались родными сестрами и рассказали все друг другу. А потом пришли ко мне. Надеюсь, ты мне веришь? — Я вам верю, Стеллочка. Я, наверно, и сама теперь все понимаю. Настенька сдержала слово, она не хо­ дила больше наверх к Белоноженко, по слухи о его поведении доносились до нее. Белоноженко все думал, что Настенька при .ет к нему. Вначале он не принял всерьез ее разговора. Ему казалось, что эта девушка слишком добра, чтобы долго сердиться. Он находил для себя всяческие оправдания, пробовал подметить в На­ стеньке н достатки, вспоминал, как она не пошла с ним в офицерскую палату, а осталась в двенадцатой. «Уж не пригля­ нулся ли ей там кто-нибудь?» — недоу­ мевал он. Но этот довод как-то отпадал сам собой. Белоноженко стал нервничать. Он и в офицерском отделении успел пе­ рессориться со всеми. В госпитале нет секретов. Все знали вб отношениях Белоноженко с Настень­ кой, и симпатии были не на его стороне. Случай с сестрами Нгорой и Марусей вко­ нец подорвал к* н му всякое уважение. Он почувствовал сплошную стену отчужде­ ния и теперь стремился поскорее выпи­ саться из госпиталя. III окончательно пришел в смятение Бетоноженко после разговора с комисса­ ром. Чаре ных очень редко и в исключи­ тельных случаях вызывал к себе ране­ ных. Чаще всего эти разговоры происхо­ дили тут же в палатах, около коек, в коридорах госпиталя, в лечебных кабине­ тах. Ему приходилось быть советчиком, утешителем, судьей, учителем, агитато­ ром, пропагандистом. Он писал . письма матерям раненых, поддерживал связь с предприятиями и учреждениями, в кото­ рых раньше работали раненые, он вни­ мательно изучал инвалидов войны и вы­ бирал для них новые профессии, он ус­ певал следить за судьбами многих, кто выписывался из госпиталя и теперь вое­ вал или работал в тылу. Он, наконец, не стеснялся призвать к порядку любого, кто нарушал внутренний распорядок гос­ питаля. «Госпиталь — это полк, но толь­ ко полк раненых людей, — часто говорил Черемных, — поэтому и дисциплина здесь должна быть военной и только воен­ ной». Черемных любил делать обходы по палатам и здесь, на ходу, вникать во все,' быстро реагируя на малейшие недо­ статки; отного подбодрить шуткой, друго­ го пожурить, поглядеть как третий впер­ вые самостоятельно приподнимает с по­ душки голову... Комиссар редко разгова­ ривал с ранеными с глазу на глаз. Бело­ ноженко становился тихим и незаметным,, стоило Черемных зайти в палату. Бело­ ноженко всегда чувствовал на себе его внимательный взгляд и внутренне съежи­ вался от этих глаз, проникающих, как ему казалось, во. все. «Да что я, на самом деле, пр"ступл^ние какое совершил? — пробовал себя взбодрить Степа Белоножен- кп. — Ч-о оч так смотрит на меня?» Постепенно Белоноженко успокоился. Мог­ ло ему и показаться все это. Что мог к нему иметь комиссар? Иу, ругался он, боролся против недостатков в госпитале, ну, тарелку разбил. Так это нервы у него... * Белоноженко и в голову не могло прит- ти, что однажды комиссар может вызвать его к себе и разговаривать с ним совсем на другую тему. — Я хочу с вами поговорить, товарищ лейтенант, о Пасте Воропаевой, — испы­ тующе глядя на него, сказал комиссар, как будто бы заранее требуя откровен­ ности. — А что Настя? Что я сделал ей? Другие в°н жили с девушками на фронте, а я, дурак, беоег ее, — побледнев, сказал Белоноженко. И ему стало даже обидно. — Что же, хвалиться этим будете? Экая доблесть! Вы мне лучше скажите, на каком основании вы позволяете себе распоряжаться ею? — строго сказал ко- миссач, и у Белоноженко сразу же ис­ чезла куда то его о%дя и оетались- тэлвко тревога и неуверенность. Но сдаваться он .еще не хотел.