Сибирские огни, 1948, № 5
Теткой Малышкой Владька звал На стеньку. Все раненые, сестры, врачи, сани тарки были для него «тетками» и «дядька ми», иногда он называл .их по внешним признакам: «Дядька толстый», «Тетка длинная», «Дядька черный»... Однажды он услышал, как Черемных назвал Настеньку Малышюой и с тех нор называл ее только так. Стелла иной раз начинала ревновать Владьку к Настеньке. Уж слишком он ее слушался и привязался к ней. Но это бы ло мимолетным чувством. А по-настоящему Стеллу тревожили отношения Настеньки с Белоиоженкю. Стелла очень редко относилась к, ране ным плохо. Но Белоножеико она не взлто- била с первого взгляда. Он был неприятен ей своей изнеженностью, капризами, том ными, скучающими глазами, пренебреже нием к окружающим, а главное, этой хо зяйской претензией в Настеньке. Белоно- женко. видимо, считал себя па несколько голов выше товарищей по палате и думал, иго Настенька приставлена только к нему. — Какое безобразие с его стороны! — возмущалась Стелла, грозам окидывая На стеньку своим непримиримым взглядом. — Ты остаешься около его кровати и не идешь спать домой даже после дежурства. — Он сердится, когда меня нет, — пробовала оправдаться Настенька. —• Сердится! Подумаешь, граф какой! Ты же больна, у тебя больное сердце, а он об этом; хоть раз вспомнил? — Ну, Стелла, — застеснявшись воз ражала Настенька, — он лежит раненый да будет еще о моем сердце думать? — Не любит он тебя. Слышишь? Я го ворю, что не любит. Он плевал еа всех, было бы лишь ему хорошо. —1 Нет, любит, — опуская глаза, упря мо говорила Настенька. — Он не может меня не любить. — «Не может, не может!» — Только послушать тебя. Телочка ты, вот кто! Ты его с поля боя вытащила, нажила себе болезнь сердца, а он даже спасибо тебе не сказал. — Да я в этот день пять человек вы тащила. А лейтенант — он леший. — Вот обожди, тебе еще с ним, ох, как тяжело придется. — Стелла была бессиль на что-либо доказать Настеньке, ибо у нее кроме неприязни и внутренней предубеж денности не было никаких доводов. Пробовала она прибегать к авторитету Черемных. — Ты думаешь, комиссар у нас дарав? Он насквозь видит людей, видит даже, что •ни думают. Знаешь, что он оказал о твоем Белоиоженкю? Это, — говорит, — чистой воды эгоист, маменькин сыночек. — У него и маменьки-то нет, так же, как у меня,— грустно отвечала Настенька. — Ничего не значит. Воспитать-то она его таким воспитала. Или ты. этого не по нимаешь? — Нет, не отнимаю, — чистосердечно признавалась Настенька, и Стелла за молкала. Но Стелла на то и была Стеллой, чтобы стоять на своем и довести дело до конца. Она решила доказать Настеньке, что та ошибается в своем избраннике. Она стала делать ’замечания Настеньке при санитарках я палатных сестрах, тре бовала, чтобы Настенька уделяла внимание тяжело больным,' а не Белоноженко, у ко торого хорошо шло сращение кости ц ко торый не нуждался в индивидуальном уходе. Стелла пригрозила, что добьется пере вода Белоноженко в другое отделение. Это больше всего испугало Настеньку. — Ты давно его знаешь? -— допыты валась Стелла. — Нет, я в его роте санинструктором была два месяца. — То-то и оно. А уже прилипла. У-у, бабья ваша порода! Он бы за тобой так ухаживать не стад. Это не мой Сашка. Перестань плакать, ненавижу. Он всех сестер извел, тетя Мютя из-за него уже плакала несколько раз, а ты ведь знаешь, какая она тихая и старательная. Он бро сил в нее тарелкой, Семена Наумовича оскорбил, с товарищами в палате переру гался. Только ты одна терпишь. —• Да, он говорит, что вс-е здесь пло хие, кроме вас. Вы вот ему нравитесь. — Подумаешь, нравлюсь! Нужен он мне. «Все плохие!» (Вот у шагах все пло хие и бывают, а сам он за собой ничего но видит, хоть и в веркало, не переставая, смотрится. Стелла настояла на своем, и Белоно женко перевели в другое отделение. На стенька плакала. Стелла не' сдавалась. — У меня здесь тяжелые больные, а он случайно попал в эту палату. Пусть ухо дит в офицерскую. Ему там положен» быть. Настенька не знала, что возразить. 'Настенька привыкла к своей двенадца той палате; Были здесь разные люди, но ко всем она относилась одинаково заботли во, выделяя (разве лишь троих: Белюножев- ко, Юдина и Н ан ят . После перевода Бе лоноженко, она перенесла всю свою заботу на двоих оставшихся. Особенно много она думала о Юдине.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2