Сибирские огни, 1948, № 5
рыбаком. И сердится вовсе не он. Он ст о т рут же рядом и успокаивает кого-то друго го. А тот, не переставая, •кричит. Однажды Юдин, открыв глаза, увидел над собой маленькое « д о и внимательный немигающий взгляд больших серо-зеленых глаз. — Больно? — спрашивает его почтя детский ласковый голос. Юдин не отвечает. Он смотрит на стену: рыбак на месте, в раме. Юдин разжимает спекшиеся губы и проводит по пим язы ком. Лицо моментально исчезает, а потом Юдин чувствует на своих губах металл и влагу. Он медленно и неохотно пропускает глоток вина и только тогда говорит: — Укол, сделайте укол. Опять появляется над ним лицо с серьезными глазами. — Да я не сестра, я санитарка, Вам нельзя уколы. Семен Наумович запретил. Это морфий, а вам вредно. Юдин теперь знает, что Семей Наумович — это не рыбак, а главный хирург госпи таля, и в эту минуту ненавидит его. Он собирает обрывки своих разговоров с этим человеком; смешивая явь и бред, вспоми нает его резкий голос и маленькие острые глазки. Юдин сам знает, что ему полезно, а что вредно. Лучше бы смерть, не му читься самому и не-мучить других. Зачем такому калеке, как он, не дала умереть и вынесли его с поля боя?.. Поле боя! Он хорошо помнит это поле. Да как забудешь его, — клочок земли, на котором давно уже оставалось больше мертвых,' чем жи вых. И все-таки нашелся человек, который отыскал его и вынес. А вот Жарича — политрука роты — вынесли ли его? Юдин был твердо уверен, что на всем свете нет второго Жарича. Он никого еше т.ак сильно не любил, как это го человека. В тот, теперь далекий день, пятого сентября, когда Жарич сказал, что рота будет стоять насмерть, политрук уже принадлежал не себе, ни даже роте, а тому большому и прекрасному, что называется Родиной. И никогда Юдину не забыть его глаз, вобравших в себя iBce радости и го рести человеческие. Вот тогда-то и попял он, что Жарич — душа роты. Ои понял первоначальный смысл этой метафоры, ибо политрук стал его собственной душой. Пусть между ними была особая дружба, особое понимание, но только в тот Iдень их дружба достигла того предела, когда она переходит в неру шимую верность навеки. Юдину еще суж дено было видеть, как тяжело ранило Жа рича, как умирали их лучшие товарищи на трехстах метрах придорожной канавы, ко торые защищала рота. Это и называлось- полем боя. Потом кто-то, точно глухой стеной, отгородил от него все, что он так ярко, видел, слышал, чувствовал... Кто же вынес его с этого ноля и где сейчас мог быть Жарич? Вспомнил все это Николай Юдин, впер вые очнувшись после длительного забытья. * X* Прошло двенадцать дней с тех пор, как ему сделали операцию. Двенадцать дней между жизнью и смертью. Юдин не знал, что происходило в эти дни, как люди^ бо ролись за его жизнь. Он хотел сейчас только одного: не ощущать в своем теле острой, раздирающей боли, не думать пи о прошлом, ни о будущем и толике разго- (варивать с этим милым рыбаком на кар тине. Когда ои ясно представлял свое обруб ленное тело, он говорил себе, что жить таким не сможет. Раньше тело у него бы ло сильное, натренированное. А теперь оно причиняло ему одни лишь страдания. Он был в таком состоянии, что стоило сани тарке попристальней взглянуть па него, как и это причиняло ему боль, Он сразу вспоминал, что у него нет ног, нет всех пальцев на левой руке, а воз можно, не будет и правой. Он кривил губы: — Не гляди на меня, не надо. Санитарка отводила взгляд и вздыхала. Юдин больше не замечал ее. А рядом с ним кто-то беспрестанно кри чал, надрывно, на одной ноте. У Юдина внутри жил такой же крик — монотонный и безутешный. Иногда он слышал через открытую дверь, как в смежной палате раненые на чинали ругаться и требовать, чтобы успо коили их соседа. Видно, крики будоражили в каждом его собственную боль. Тогда при ходила старшая сестра, Стелла. — Перестань, Папян, кричать, здесь всем тяжело, — говорила она строгим то ном. Папян на время умолкал. ' ______ ...На стуле, возле Юдина, давно уже стоял остывший обед. Стелла с санитаркой вышла из боковушки, а вслед м. ней по явился толстый мальчишка. Он был в ши роких шароварах, неуклюжий, с насуплен ными бровями над черными угольками глаз. Мальчишка забрался- иа табурет, уселся и несколько секунд смотрел прямо в глаза Юдину. Потом он взял со стула ложку и начал есть его обед. Не торо-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2