Сибирские огни, 1948, № 5

мой романа, напоминающего дневник или м -муары. Угол зрения, идея ху­ дожника — вот решающие факторы творчества. Безыдейность, аполитич­ ность, по мысли Фурманова, лишают писателя возможности рассказывать правильно, без утайки. Для того, что­ бы объективно и честно, безбоязненно правдиво поведать народу о его борьбе, нужно обладать большевистскими взглядами. Лишь в свете коммунисти­ ческой концепции все рассказанное писателем о жизни, о ее радостях и горестях, о драматизме ее и великих свершениях даст действительно верную художественную картину, ту правду искусства, о которой мечтает каждый честный литератор. Дмитрий Фурманов пишет книгу, которая должна язиться зеркалом жиз­ ни, не замутненным ложной, выхоло­ щенной литературной формой, которую пытались насадить в советской литера­ туре в те годы эпигоны декадентской прозы. Не случайно упоминает писа­ тель в дневниках о своей неприязни к футуристам и их формалистическим ухищрениям. Однако он уделяет боль­ шое внимание непосредственной лите­ ратурной форме своего произведения. «Я ме усь, мечусь, — восклицает Фурманов, — ни одну форму не могу избрать окончательно!» Но во росы формы не имеют для автора «Чапаева» самодовлеющего значе ия. Он ищет художественные средства, которые бы помогли наиболее полл'о выразить глубокий смысл собы­ тий гражданской войны. Об этом гово­ рят разтумья писателя, отраженные в его дневниках. «Как писать — вопрос удивитель­ ный, непонятный, почти целиком обре­ ченный на безответность. Впрочем, крошечку завесы поднять все-таки мож- о. Так, чтобы действовало в отно­ шении художественном, подымало, бу­ дило, родило новое. Драма, повесть, стихотворение, ■—■ все равно, только не у~и айся одной техникой: она вещь форма "ьная, она, как тина болотная, втягивает и губит подчас с головой. Остается голая любовь к форме — это не кто не наше, враждебное, совсем, совсем чуждое. Пиши, чтобы пони­ мали» . , ' Как ярко звучит в этих размышле­ ниях фурмановское неприятие «голой любви к форме». Как характерен от- Еет художника на поставленный самому себе вопрос: «Все ли можно писать?» Да, все! Но не забывать о движении вперед, о грядущей борьбе, об идеалах. Время Фурманова, как он сам его оп- рэде нет, стальное время! Стальное, а не фарфоровое! III Прекрасное чувство эпохи, ясность партийного взгляда на задачи искусства вэсб е и на свои творческие задачи в частности, горячее стремление книгами своими содействовать великой борьбе за социализм — вот что определяет идейно-творческий облик Фурманова. В лице Фурманова советская лите­ ратура о рела одного из первых писа­ телей нового типа. Новизна эта сказы­ валась раньше всего в том принципе отношения к жизни, которому следовал писатель. Разумеется, всякий подлин­ ный художник-реалист идет от жизнй и только реальная действительность дает ему материал для творческого обобще­ ния. Но не всякий писатель является строителем и творцом жизни в такой степени, как им был Дм. Фурманов. Он был одним из первых в замечатель­ ной плеяде новых писателей, которые отлич елись активным, действенным отношением к жизни. Именно к этим писате ям можно раньше всего отнести почетное сталинское название «июке- неры человеческих душ», ибо они творчески реализовали своеобразие со­ ветской литературы, ее партийность и народность. Для Фурманова, Николая Островского и многих других советских пис е.телей литературная деятельность была формой проявления их общест­ венно-политической активности, оружи­ ем борьбы, подобным винтовке или клинку, которые они держали в руках до этого. «Это дает и личное счастье и удов­ летворенность», — писал Фурманов о своей литературной работе. Мироощущение автора «Чапаева» целиком сказалось на особенностях его творчества, оно проявилось не только в идейном содержании его книг, но и в принципах их художественного строе­ ния. Писатель мечтает о создании про­ изведений, столь же прекрасных, как та жизнь и борьба, которые должны быть изображены. Книгу свою о Чапае­ ве Фурманов хотел сделать достойной имени славного героя. «Ее надо сделать прекрасной, пусть год, пусть два, по ее надо сделать пре­ красной», — говорил автор о своей бу­ дущей кни~е. В дневниковых записях писатель от­ дается размышлениям о том, как луч­ ше реализовать свой творческий замы­ сел. Эти откровенные раздумья, выра­ женные в искренних строках записной книжки, следует напомнить: «Прежде всего, ясна ли мне фор­ ма, стиль, примерный объем, характер героев и даже самые герои? Нет... При­ ступать к этому трудно. Материал еди­ ножды прочел весь. Буду читать еще и еще. Буду группировать. Пойду в редак­ цию «Известий» читать газеты того периода, чтобы ясно иметь перед собою всю эпоху в целом, чтобы не ошибить­ ся и для того, чтобы натолкнуться еще на что-то, о чем не думаю теперь и не подозрез ю». Автор, начиная работу, признается, что ему нэ ясна ферма будущего ро­ мана, но ясно ему, однако, что главное в доскональном знании эпохи, в пра-