Сибирские огни, 1948, № 4

тил, что и сам не знаю тех подробностей насчет писателей, какие его интересуют... Пришел главный инженер — полный, круглолицый и румяный человек в полушубке и кирзовых сапогах. Он скинул полушубок, шапку и, поздоровавшись, прочно сел на скрипнувший под ним стул: — Ну-с, послушаем, — сказал он очень деловито, видно и в самом деле собираясь услышать что-то очень важное. Мы одновременно с Михаилом Авксеи- тьевичем рассмеялись. — Товарищ хочеФ нас пытать вопросами, — сказал парторг, — насчет рудника, работы, людей. Так. что придется, Степан Иванович, тебе, как главному инженеру, познакомить вкратце товарища... — Ну, это уж , знаете, того, товарищи, не совсем честно, — с добродушной хитростью буркнул Степан Иванович.— Приглашен на вкусные новости, а оказывается мне же и отчитываться... Не ладно. Не солидно. Нет уж , вы все-таки хоть о Новосибирске расскажите, как он? Я там .лет десять не был. Говорят чудный оперный театр, филиал. Академии наук н так далее... Мы же только по радио, только но радио, а не глазами. Пришлось мне все-таки рассказывать. И Степан Иванович внимательнейшим образом слушал, даже чуть прикрыв припухлые веки... — Ну, и на том спасибо,— сказал он, наконец. — Все-таки надо же понимать, что люди живут вдали от центров, и им интересно знать, что на белом свете делается, знать из уст очевидцев, так сказать... А что вас по руднику интересует? Коротко, но очень точно он рассказал о работе рудника — о выработке верхнего горизонта рудного тела, о закладке вертикальной слепой шахты для вскрытия ниж-, них горизонтов месторождения, о механизмах, какими идет добыча руды, о выработке лучших стахановцев рудника. Поднявшись, он подошел к окну, в которое виднелись основные рудничные сооружения. „ — Вот, когда я приехал сюда, — ска- ■ зал он, — этого ничего не было. Шла война. И мы должны были гнать и гнать добычу. Работали открытым способом. Зямой, в жуткие морозы, при страшных снежных заносах. Нехватало техники, не- хватало людей. Компрессор не подавал воздуха, пневматика барахлила. А работали больше подростки, одежда плохонькая. Но работали, добычу повышали из месяца в месяц. Завод все требовал я требовал — руды, руды! Магнитогорскую руду- возить на завод становилось все тяжелей. А наша таштагольская руда идет ведь прямо в домны без обогащения, в отличие от тельбесской и темирской. Во время войны мы форсировали изо всех сил добычу руды. — А самое трудное время, пожалуй, было все-таки после войны, а, Степан Иванович? — вмешался в рассказ парторг. — За военные годы мы гнали добычу, а подготовительные работы запустили, вернее, не было ни сил, ни времени ими заниматься. Зато с зимы памятного сорок шестого пришлось полным ходом двинуть капитальные работы, максимально быстро подготовить новый горизонт выемки, развертывать строительство наземных сооружений. Словом, надо было и РУДУ давать в больших, чем прежде, масштабах н строить, строить. Двойные усилия, военное напряжение при тех же, по существу, силах и возможностях... — После войны мы и подняли все это, — указал Степан Иванович в окно — на дробильно-сортировочную фабрику, электростанцию и белый корпус рудничного комбината. — Да, для нас, эксплоата- ционников, после войны и началось самое трудное время — давать руды больше, чем в военное время, и готовить новый, более широкий фронт будущих работ. Ведь до того, как вступят в строй Шалым, Шерегеш, в основном наш рудник должен снабжать завод рудой... Но я считаю, что главные трудности позади, уело, вия для максимального расширения добычи мы создали. Теперь дело в том, чтобы повышать производительность труда, умнее организовывать работу, осваивать богатую механизацию, какой мы оснастили наш рудник. Так ведь, Михаил Авксен- тьевич? — обернулся главный инженер к парторгу. — И люди, Степан Иванович, люди. Надо народ поднять. А у нас есть народ настоящий, молодой, боевой... — Ну, насчет людей это уж вы с Михаилом Авксентьевичем, — сказал, обращаясь ко мне, главный инженер. — Это уж с ним, пожалуйста. А я пойду. — Нет, позволь, позволь, Степан Ива-, нович, — остановил его парторг. — Кстати, о людях. Вот я посмотрел — у нас в индивидуальных забоях работают исключительно старики-бурщики — Белкин, Стариков, Костерин. А что если нам дать индивидуальные забои и молодым, например, Фурману, Кондрабатому, братьям Ло- зегаюо, еще некоторым комсомольцам? Фронт работ теперь это позволяет... — По-моему, рановато, — сказал Степан Иванович. — В индивидуальный забой надо ставить людей проверенных, с гарантией. А молодежь пусть еще врабатывается, занимается в бригаде...