Сибирские огни, 1948, № 4

ву, и когда говоривший крепко затянулся цыгаркой, при короткой вспышке разглядел выступившее из темноты его лицо — немолодое, с висячими усами и бритым подбородком, щеки были закрыты мохнатыми ушами треуха. Говорил он тихо, так, что сквозь стук колес и скрип вагона не все до меня доходило. Но, вслушавшись, я понял вдруг, что он начал рассказ о Железном Ленине, аркашино сообщение, о котором меня так заинтересовало и заставило отправиться в Таштагол... — Наша бригада почти вся на одной улице живет, в индивидуальных домиках, называются коттеджи, — неторопливо рассказывал пожилой. — Так что мы и на работу и с работы вместе все ходим, артелью. — Рассказчик затянулся, огонек цыгарки снова на миг осветил его лицо.— Ну, вот, значит, утром идем мы в гору, на смену. А дорога мимо станции, мимо бункеров дробильной фабрики. Поднимаемся на взгорок, к рудоуправлению, а тут наш парторг рудничный — Михаил Автс- сентьевич. Стоит и глядит на отвалы дробленой, готовой к отправке руды, что под бункерами. Много руды накопилось, транспорт не справляется, безобразие, между прочим. Конечно, заносы, буран транспорт тормозят, но запускать не надо... Отвалы метров в двадцать вышины, вдоль всей станции, руду некуда боле сыпать. Правда, начали ее , отгружать — экскаваторами на платформы и в хоппера. Ну, вот, стоит Михаил Авксентьевич, серьезно глядит туда, думает. А у него такое правило. Он утречком всегда на раскомандировке побывает — с отработавшей сменой поговорит о том, как работалось, а с теми, кто в забой направляется, потолкует насчет задания, пятиминутку проведет. И после того в свой кабинет идет. А то бывает, всю ночь в забоях, в бригадах проведет, а утром на свое дело. Понимающий в горняцком деле — сам инженер, ну и человек хороший, обходительный и чуткий до народа. Сейчас он, видать, из штольни шел — в спецовке, всегда в ней по забоям ходит. Мы подходим к нему, здороваемся. А он говорит: «Постойте, ребята, глядите- ка вон туда, что видите? Хочу я зрение свое проверить». Ж указывает на крайний отвал руды под бункерами. И что же мы видим? Внизу у отвала экскаватор стоит, ковш свой поднял, отдыхает, должно быть, всю ночь работал, снизу руду из отвала выбрал, целый состав нагрузил, порожняку больше нет... «Да, вы, товарищи, выше, на вершину глядите», — говорит Михаил Авксентьевич. Мы глядим. Когда экскаватор снизу-то руду выбрал из отвала, она сверху задала осыпаться. Смерзлась, слежалась и отваливается глыбками. И на вершине отвала вроде головы человеческой образовалось. За отвалом горы снежные и на белом эта вершина сильно выделяется. Как пристально начинаешь глядеть, то натуральная голова. А как еще вглядишься, то кажется, что и лицо очень знакомое, — какое каждый день встречаешь, или бы родное какое-то... «Ну, как, узнаете? — спрашивает Михаил Авксентьевич, — пристальней глядите...». И, видно, сам даже волнуется... А оно и в самом деле нельзя не признать — большой лоб, бородка клинышком. Ленин же это, Владимир Ильич, полный портрет. Верней, бюст, как вылитый... И чем больше вглядываешься, тем явственней и живей видится — Ленин... «Ну, значит, не почудилось мне, — говорит Михаил Авксентьевич. — ■ А я уж думал ошибка зрения. Я вечером над книгой товарища Ленина сидел, очень замечательную его статью прочитал, и все время думал об этом, и о ленинской мудрости. Из головы слова Ильича не шли, так что могло и показаться, тем более, ночь сегодня не спал, работал, в горе был. А сейчас вот иду мимо, остановился поглядеть, сколько ночью руды отгрузили, пригляделся к отвалу, да и увидел Владимира-то Ильича. Конечно, это случай, что руда так чудно осыпалась, такое сходство получается, если глядеть пристально. Но нам, говорит, дорогие товарищи, это явление природы, как будто напоминает, что Ленин всегда с нами, в нас живет, потому мы его так сразу и узнаем в этом случае, близок он нам ...» Это он, парторг, говорит нам так, чтоб пекоторые не поняли, что какое-то святое чудо произошло. Просто случаи, который надо правильно понимать. И мы, конечно, правильно его поняли. Тут еще народ подошел, тоже останавливаются и глядят. И как кто вглядится, так сразу признает — Ильич, Ленин. И вроде летучий митинг у нас тут, на взгорке, получился, много народа собралось. Михаил Авксентьевич пояснил еще раз, как понимать это дело надо, И тут все стали в т о рить, что хорошо бы отвал не трогать, пусть в таком виде стоит, вроде памятника, хотя руда может и осыпаться... Прогудел гудок., мы в гору отправились, на смену. А Михаил Авксентьевич остался. Из горы смена вышла, народ попутно на взгорке останавливается, в раскомандировке разговор про Ленина пошел. Да и в забоях в этот день только и разговору было об этом же. Когда мы вечером шли с работы, опять остановились, долго смотрели — Ленин и Ленин, как на портрете точно... 6. Сибирские огни» № 4, 1948 г. 81