Сибирские огни, 1948, № 4

ков, оставшихся в городе и почему-то не откликающихся на солдатские письма. Но многие письма были написаны прямо в партком от коммунистов— бывших металлургов, работников завода, жителей города, сообщавших о своей фронтовой жизни, о товарищах, письма, в которых фронтовики просили хотя бы коротко сообщать о том, как живет и работает завод, присылать заводскую газету на фронт. И были послания от воинов, никогда не бывавших в Сталинске, на заводе, но на фронте узнавших алмазную крепость и неотразимость кузнецкой стали и призывавших металлургов выпускать ее еще больше. — Вот, танкисты даже в стихах написали свое письмо, — сказал парторг, протягивая мне листок. Заканчивалось стихотворное послание танкистов такими строками: Броню танка не пробьют снаряды, Тело танка не спалить огнем. Танк проскочит через все преграды — Ведь броня кузнецкая на нем!.. ГВАРДИИ СТАЛЕВАР Чалков работал у первой от входа в мартеновский цех сталеплавильной печи... Трудно глазами охватить этот грандиозный цех — от входа до последнего мартена, наверное, целый километр. Как на большой сортировочной железнодорожной станции, по нему ходят поезда, под сводами проплывают гигантские мостовые краны, пронося в железных своих клешнях многотонные грузы. Огромные завалочные машины подносят к огнедышащим окнам печей мульды со скрапом, минеральными примесями для стали; трансферкары от миксера к печам несут ковши е жидким чугуном для заливки в мартены... И. все это озарено золотистым пламенем, бушующим в сталеплавильных печах. Встретились с Александром Чаяновым мы в стеклянной кабине управления печыо. Солнечное сияние из окон печи заливало кабинку, сверкало на меди и никеле измерительных приборов. Александр тоже не сразу меня узнал в военной форме, а, узнав, рассмеялся: — Что яг ты до Берлина не дошел, в тыл вернулся. Я бы нипочем не вернулся. ' Я поздравил его с получением Сталинской премии и сказал, что видел на фронте автоматы с его именем на ложах... — Так это ж я на Сталинскую премию эти автоматы и приобрел. Для сибиряков- гвардейцев. Ну, и как они, автоматы-то, действуют, неплохо? В светлосерых его глазах отражалось пламя печи, говоря со мной, он их иочти не отрывал от заслонок окон мартена, руками поворачивая то один, то другой рычажки на пульте регулировки. — Недавно к нам сюда приезжали из гвардейской части, где мои автоматы на вооружении, — сказал он со спокойной гордостью. — Мне гвардейский знак вручили. Так что я вроде тоже военный, гвардии сталевар. Числюсь в гвардейском полку... Он, отодвинув меня плечом, стремительно вышел из кабинки и, подойдя к одному из огнедышащих окон, надвинув, кепку с укрепленными на козырьке синими очками, вгляделся в огненный глазок печи. Знаком что-то приказал подручному. Тот махнул рукой — и к печи подошла завалочная машина. С платформы, стоявшей тут же, она своей гигантской рукой взяла мульду и, повернувшись к одному из открытых люков мартена, отправила мульду в раскаленную, утробу печи. Тут подошел к печи Антон Дементьевич — как всегда с заложенными назад руками. Он вынул из нагрудного кармана синее стекло, через него заглянул в печь и что-то сказал сталевару. Александр ответил ему каким-то, очевидно, взаимопонятным знаком. Подручные лопатами начали кидать в печь большие камни доломита... Антон Дементьевич зашел в кабинку и сразу ее всю заполнил собой. Он глянул на приборы, потом уж заметил меня. — Сердится Саша, — кивнул он на Александра, который с подручными своими шуровал длинным железным прутом в раскаленном зеве мартена. — Вишь, сменщик сдал ему печь на ходу, сам металл не успел доварить. Затянул плавку.. Видно держал печь на умеренном ходу. А Чалков-то скоростник. Он печь на пределах всегда гонит, начатую плавку никогда сменщику не передает, успевает сталь за смену сварить. Сейчас он очень сердитый, — с фронта весть худая — брат тяжело ранен... Будет гнать печь еще быстрей, это ж для фронта сталь — броневая... Ну, гляди, гляди, — закончил Антон Дементьевич, и, тяжело качнувшись в дверях, вышел из кабинки. Я вышел за ним и подошел к самой печи. Незащищенным глазом нельзя было глядеть в знойные, солнечно-ослепительные ее окна. Один из цодручных сунул ковшик на длинном железном черене в глубину бушующего пламени, зачерпнул там и выдернул быстро из печи ковшик на мгновенно побелевшем черене. Тоненькой молочной струйкой сталь из ковшика полилась в небольшую формочку для лабораторной пробы, а затем остатки жидкого металла из ковшика подручный вы—