Сибирские огни, 1948, № 4

недаром носит название Прорвы, да еще Портовой. Мы не можем надеяться на чью-либо помощь, потому что не можем дать знать о себе, а должны сами сняться с мели. Если завтра, самое крайнее — послезавтра мы не снимемся, газоход ся дет здесь на год — уровень воды падает с каждым днем... — И, повернувшись к Семену Игнатьевичу, он спросил: Что ты думаешь делать завтра? — Во-первых, собрать все запасные части, все железо!, ящики с болтами и гайками связать и спустить за борт. Во-вторых, попробуем все-таки раскачать корму. Вот только юостина муфта подводит. Семен Игнатьевич потушил «Летучую мышь», висевшую у потолка: — На сегодня хватит. Утро, вечера мудренее, а утром попробуем что-нибудь придумать, — и, уже забираясь на свою койку, добавил: — Разбужу рано, с рассветом. Сон сразу же охватил утомившихся за день людей. Только Саша не мог заснуть... Он лежал на верхней койке у правого борта и задумчиво смотрел широко открытыми глазами в серый сумрак потолка, низко нависшего над ним. Он мог лежа, достать до него рукой. Но сейчас потолок расплывался, уходил куда-то вдаль вместе с мыслями. Послышалось осторожное посвистывание уже заснувшего ©ости. Вскоре ему начал вторить Никитин... Четко тикали карманные часы капитана, прозванные Петром за их громкий ход — ■ «Ч'ТЗ». Слышалось1 журчанье воды, обтекавшей неподвижный газоход, то стихавшее, то мягко усиливающееся с ласковой настойчивостью. Саше ее спалось, может быть, потому, что впечатления последних дней отгоняли сон, а может быть, потому, что ночь была необычайно теплой и звезды, яркие и крупные, ласково заглядывали в1окно каюты ... Осторожно, чтобы не задеть головой низкий потолок л не разбудить своих товарищей, Саша выбрался на палубу. Очарованный картиной, раскрывшейся перед ним, он сел и прислонился спиной к рубке. Вад неровной поверхностью дальнего леса бежала тоненькая светлая полоска, отделявшая звездную синеву неба от заснувшей земли, одетой мягким расплывчатым сумраком. Вдали, у берега, в кустах, сквозь сон крякнула утка. Под кормой, чуть поплескивая, набегала струя воды, и ее шопот и напевное журчанье навевали 4. «Сибирские Огни» № 4, 1948 г. какой-то неясный, но знакомый н бесконечно милый образ, и под мелодические палевы сонной реки мальчик затих, мечтательно! глядя в темноту ночи... Над протокой проплыл крик ночной птицы и замер вдали. Саша встрепенулся, словно вспомнив что-то, и как бы подталкиваемый какой- то мыслью, вслух сказал: «Ну, вот, размечтался! Нехватает еще только пенья соловьев». Давне, еще в школе, он где-то прочитал о вреде пустой мечтательности. О тех пор живой, впечатлительный, склонный частенько помечтать и пофантазировать, он тачал неумолимо уничтожать в себе корни этого «нехорошего качества». Саша ещЮ не знал, что мечта бывает пустая, никчемная, и мечта, помогающая человеку жить, бороться и строить жизнь вместе со всем своим народом. Правда, эти битвы с мечтательностью уже потеряли для Саши былую' остроту, но и сейчас иногда он пользовался саркастической насмешкой над собой, как лучшим средством, помогающим ему собрать свои силы для чего-нибудь трудно выполнимого. Поэтому, когда Саша вспомнил, в каком положении находится газоход, он укоризненно одернул себя фразой о «соловьином пении», Но все же всей серьезности положения газохода, тяжело застрявшего в: малоизвестной протоке, Саша до конца не понимал. Ой видел, что его старшие товарищи относятся к этому внешне спокойно, словно они всю жизнь только и занимались тем, что садились на мели да снимались с них. Петр даже пояснил Саше, что мелей на реке так же много, как рыбы в ней, и что сидение на мели — дело привычное для хорошего речника — надо только уметь сниматься с нее, и подытожил: «У воды да не замочиться!» Саша еще не сумел почувствовать, как тяжело переживал. Костя бессилие своей машины, как капитан и Никитин, каждый про! себя, напряженно старались найти выход из положения, и даже Петр был необычно озабочен. Саше даже нравилось, что в первый же рейс с ним начались приключения, и он попал в эту протоку. Он еще не понял, что эти мели — великая помеха в труде речника и что они постояиио съедают часть его усилии. Он скоро поймет это... Но сейчас он думал о том, что все-таки достиг своего: хотя это еще не море, а река, но все же он здесь, как член