Сибирские огни, 1948, № 4

высохшей чурки, и машина, удовлетворению чихнув, сразу зачастила. Подрагивали стекла в машинном отделении и палуба. К оглушительному треску двигателя прибавился завывающий звук работающей на пределе реверсивной муфты — механизма', превращающего ход машины в обратный, задний ход гребного винта. Но газоход не сдвигался с места, хотя в помощь ребятам с другого борта налегли на багор капитан и Никитин. Так прошла 'Минута, другая... Снова вылез из машины Костя и торопливо прошел на нос. — Семен Игнатьевич! Я не могу работать на таких оборотах: муфта собрана из старья и уже начала греться: ты слышишь ■— - она воет. — Подводит, чертово старье!— сквозь зубы процедил капитан. — Костя, надо продержать эти обороты несколько минут, пока мы раскачаем газоход. — Хорошо! Попробую поработать минут пять, но не больше, а потом я ее снова набью солидолом. Багор в руках Никитина и Семена Игнатьевича -— человека немалой физической силы— гнулся и грозил сломаться. — Ребята! — позвал капитан. — Принесите-ка маленький трап, нето багор вот- вот лопнет. Па узкий я длинный трап налегли все четверо. Он жалобно заскрипел, упираясь в дно, и казалось, что газоход грузно и медленно движется назад, но усилия были напрасны: газоход крепко сидел на своей «¡подушке». — Семен Игнатьевич! — Никитин отпустил трап. — Надо попробовать раскачать корму с борта на борт. — Верно. Здесь бесполезно долбиться. Пойдемте на корму. Снова четыре человека уперлись в трап, который, уступая их силе, медленно уходил в илистое дно. — Смотрите! Смотрите! — обрадованно закричал Саша. — Корма разворачивается! А ну, навалимся! — и все, обрадованные этим не меньше Саши, снова «навалились», но корма больше ее подавалась. — Стоп, ¡ребята!— Семен Игнатьевич потянул трап из воды. — Дашйте-ка теперь с того борта попробуем. — Движется, — утвердительно, с надеждой, сказал он немного позднее. — Хотя и туго, всего лишь сантиметров на десять, ш движется. Пам остается раскачать посильнее. Но после того, как. трап был перенесен с борта на борт много раз, ¡а корму так и не сумели развернуть больше, чем на эти злосчастные десять сантиметров, все поняли, что газоход сел, действительно, прочно. Костя, тревожно наблюдавший и* окна машинного отделения безрезультатные попытки столкнуть газоход, спросил: •— Не ¡выходит? Можно выключить? — - И капитан устало махнул рукой. — Закуривай, ребята! — сказал он, свертывая папиросу трясущимися от напряжения пальцами и, прикурив, глубоко затянулся: «Надо, все-таки, раскачать корму, — думал Семен Игнатьевич. — Если сумеем это сделать, то выберемся отсюда до тол- вой темноты...» — Ну, ребята, берись за трап... Между тем, вечерняя заря уже потухла; лес, чае тому назад горевший в багровых огнях заката, теперь в сумраке казался темной полосой. Звезды, одна за другой, выступали из ¡глубин вечернего неба и , несмело мерцая, появились даже на западе, где оно было еще светлым. Подходила ночь, а на газоходе но прекращалась работа. Бремя ют времени машина затихала и пенистый серебристый: поток воды умолкал: это Костя охлаждал нагревшуюся муфту. Иногда из выхлопной трубы вылетали красные искры и, рассыпавшись недолговечным огненным снопом, быстро гасли в ночном воздухе. По борту, с носа на корму и обратно, бродили, то вспыхивал, то угасая, красные огоньки папирос. — Надо облегчить газоход, — послышался голос Никитина. — Нечем облегчить, — ответил Костя. Он выключил машину и помогал теперь сталкивать газоход. — Нечем. У нас ничего нет лишнего. — Есть, — отозвался Семен Игнатьевич. Папироса, (вспыхнув, озарила его. усталое лицо, с втянутыми щеками, покрытым® щетиной уже выступившей бороды. — Вот, мы отдали якорь вместе с цепью, и нос газохода на сто килограммов- стал легче. А , ведь, в твоем кормовом отсеке, Костя, запасных частей побольше, чем на сто килограммов. — Уж не собираешься ли ты, капитан, выбросить за. борт эти два цилиндра, которые там лежат? — Сегодня, конечно, нельзя, а завтра попробуем. Привяжем вое к тросу и — в воду. Ну, ребята', давайте нажмем последний разок. Ведь, уже около часа ночи... Позднее, когда все собрались в носовом- кубрике на койках, Никитин подвел итог: — Положение у нас тяжелое... Еще более тяжелое от того, что мы сели на мель.