Сибирские огни, 1948, № 4

носовую каюту, присел на койку напротив спящего Петра и развернул газету. Саша, устроившись возле рубки, с жадным вниманием разглядывал речную даль, бакены, маячившие на ней, берега. Он старался запомнить все новое, следуя совету капитана: «Если ты хочешь, чтобы из тебя вышел хороший судоводитель, запоминай все, что встречается на реке: перекаты, мели, острова, берега, избушки бакенщика на берегу, — это пригодится потом...». Газоход, гулко и равномерно стуча машиной и все так же оставляя за кормой широкую пенистую дорогу, быстро шел вниз по реке. III Примерно через час, когда город остался позади, пригородный дачный поселок скрылся за поворотом реки, а по правому берегу потянулись домики деревни, капитан выглянул из рубки: — Сашка, позови диспетчера Никитина. — Ну, Виктор Васильевич, — заговорил он, когда, тот пришел, — пора искать вход в протоку. По моим подсчетам, до нее осталось не больше двух километров. Сашок, встань на носу: наметывать будешь. Да, ведь, ты еще не умеешь... — Ничего, сумею! — Сумеешь за борт свалиться! —- строго сказал капитан. — Зови Петра! Спит, наверное... — Нет, проснулся, — обед варит. — Все равно зови. Доваришь ты. Все заняли свои места: Костя ушел в машину, Петр встал на носу с «наметкой» — длинным круглым шестом для измерения глубины, размеченным на равные отрезки, покрашенные вперемежку в белые и черные цвета. Катер пошел метрах в пяти— восьми вдоль низкого обрывистого берега с полузатопленными голыми кустами. За газоходом бежали короткие шумные волны; они набегали на берег, подмывая его, и долго потом кусты качались над водою. — Там, Виктор Васильевич, тьма островов и кроме настоящего входа в протоку есть много «фальшивых», которые совсем не ведут в Прорву, или же имеют малую глубину. В позапрошлом году... — Вижу за кустами воду! — возбужденно закричал Саша, забравшийся выше всех — на рубку. — Она и должна быть, — с удовлетворением сказал ¡Семен Игнатьевич — и, наклонившись над переговорной трубкой, скомандовал: «Тихай». Оглушительный треск мотора, словно отрезанный, перешел в мягкое, ирпятное для слуха, рокотанье: катер медленно пошел вдоль берега. — Видишь, Виктор Васильевич, мысок? За ним и начинаются эти фальшивые входы. И, действительно, за мыском сразу открылся проход, но капитан, не задумываясь, провел катер дальше: — Эта протока просто обходит вокруг двух островов и снова выходит на реку. Вот это конец первого острова и начало второго, а вон и выход из этой протоки,— говорил Семен Игнатьевич по мере того, как газоход спускался по течению. — Теперь надо быть настороже: здесь где- то находится устье нашей протоки. Увидев следующий проход, капитан сказал: — Ну, попробуем с этого, — и начал скатывать штурвал. Газоход плавно сделал разворот и пошел вверх, к намеченному проходу. — Петр, посмотри, какая глубина? — Тот сунул наметку в воду и ответил: «Подтабан!». Это означало: «Глубина большая, но дно обнаружил». Газоход вошел в протоку и начал пробираться вдоль берегов, которые сходились все уже и уже. — Сколько? — Шесть футов. — А сейчас? — Шесть. — Пять. Пять с половиной. Пять. Четыре! — встревоженно крикнул Петр. Капитан начал было делать поворот, испод газоходом угрожающе заскрипели песок и галька. — Стоп! Назад тихий! Под носом газохода еще раз скрипнуло,, но он задним ходом уже вышел из опасного места. — Дальше итти бесполезно, — заговорил Семен Игнатьевич. — Берега сужаются... К тому же в протоке, которую нам надо, было очень сильное течение, а здесь оно слабое. — В этом году течение может оказаться нормальным, — сказал Никитин. — Но эта протока, действительно, непроходима. — Ну, что же: первый блин всегда комом, — сказал капитан. В две или три следующие протоки входили так лее без успеха, напрасно потеряв около двух часов. Время уже приближалось к вечеру, когда, наконец, встретили широкую протоку, при входе в которую была такая глубина, что любой' глубокосидящий пароход мог бы свободно войти в нее, и Петр несколько раз, не- достав наметкой дна, говорил: «Не маячит!».