Сибирские огни, 1948, № 4

пойми это, как отчаяние. Буду ждать тебя еще хоть десять лет...» Соколков мысленно повторяет эти фразы, потом шепчет их. — Ты что, молитву бормочешь? — спрашивает Шленкин с усмешкой в голосе. — Стихи вспоминаю, — отговаривается Соколков. — Нашел для стихов время. — А почему нет? Ты что, боишься? — Как тебе сказать? Боязни нет, а волнуюсь... Порт ее знает, может быть нам жить с тобой осталось минуты... Соколкову хочется сказать: «Ну к чему такие мрачные мысли? Смотри на все бодрее», — но произнести эти слова он не в силах. Нервная дрожь пронизывает и его. — Все может быть, Тереша, — судорожно позевывая, соглашается Соколков. Они замолкают, но Соколков перебарывает себя и вскоре опять слышится его голос: — А умирать, Тереша, подождем.« Наступил и наш черед воевать. — Да умирать я и не собираюсь. Что ты?! Соколков вспоминает, что он забыл сказать Шленкину свою наиважнейшую просьбу. Лучше бы о ней умолчать после только что сказанных слов Шленкиным о смерти, но удастся ли ее высказать потом? Соколков тянется к уху Шленкипа, доверительно шепчет: — Тереша, если меня того... Ты пошли Наташе письмо... В комсомольском билете... Сколько на твоих фосфорических? Шленкин поднимает руку, смотрит па поблескивающие стрелки и цифры: — Через десять минут... II опять наступает молчание, и минуты изнуряют душу... Вдруг слышатся чьи-то торопливые шаги. Они все ближе, ближе. Кажется, что идущий наткнется на бойцов третьей роты. Но вот шаги мгновенно, затихают, словно человек провалился сквозь землю, с полмннуты слышно лишь как бренчат на своих однообразных бандурах липкие степные комары. — Третья, поднимайся! — коротко приказывает Егоров, — значит, это он шел, шаркая сапогами о траву. Все вскакивают, надевают скатки, вещевые мешки, винтовки, ощупывают привычными движениями рук затворы. Рота строится. В темноте не так просто найти свое место в строю, но солдат плечом чует товарища. Рота стоит в ожидании новой команды. Расчерчивая черное небо узкими полосками, то ало красными, то фиолетовыми, то зелеными, взлетают ракеты. Вслед за этим), где-то далеко-далеко, словно соперничая с зарницей, вспыхивает короткое заревцо. Оно вспыхивает раз, два, три, затем начинает мигать ежесекундно. — Артиллерия приступила к делу. — Далеко), даже звука не слышно, — замечают в строю. Рота стоит без движения еще несколько минут. Ах, как мучительны эти минуты. И тишина! Она угнетает. Ведь где-то уже воюют! В чем дело? Почему нет команды двигаться? Со'свистом взлетает еще одна ракета: красная, с искрящимся продолговатым хвостом. Ракета не успевает еще лопнуть и рассыпаться, как степь оглашается ревом моторов. Рев танков доносится откуда-то слева. До них должно быть тоже не близко, но сколько же их, если под ними дрожит земля и беспокойно колышется воздух! Рев все нарастает, и Егорову приходится кричать во все горло: — Рота за мной, шагом марш! Команду слышат немногие, но опять выручает солдатское чувство плеча: товарищ тронулся, не отставай от него. ^Позвякивают котелки, скрипит под ногами песок, окованные каблуки высекают искры из острых степных камней. Рота идет... идет. Бойцы вслушиваются в каждый звук, всматриваются в темень до боли в глазах. Винтовки наперевес оттягивают руки. Где же граница, где японцы? Танки прогрохотали в стороне и смолкли, не затихает только артиллерия. Зарево дрожит, разливается по горизонту, и чем дальше идет рота, тем оно становится шире, крупнее, ближе. — Артиллеристы японский укрепрайон долбят. — Дождались своего и самураи, — - негромко переговариваются бойцы. Но ухо настороже, глаз, сверлит неподатливый металл ночи. Каждый думает толью» об одром: «Ну, где они, где они, эти бахвалившиеся, драчливые вояки?». Вдруг строчит автомат. Он строчит короткими очередями совсем близко. Бойцы рассыпаются, вздымают винтовки к плечам, но команды нет, а эхо от выстреле» прокатилось по степи и затихло. В темноте кто-то маячит на лошади. — Егоров! Что остановились? Продолжайте марш! По голосу бойцы узнают комбата Тихонова: «Он с нами». На душе у каждого становится спокойнее. Тихонов не даст врагу напасть врасплох. Комбат умеет видеть даже ночью. Рота идет дальше. Вы