Сибирские огни, 1948, № 3

— Пей, — горячее помогает. — Это — смородиновые ветки? — спросил Николай, попробовав чр :. — Они самые, — сказал Александр. — Ты отлично разбираешься в запахе, значит никакого воспаления у тебя нет. Забудь об этом. Вот отдохнешь денек — будешь свеженьким. — Не буду я отдыхать, — запроте­ стовал Стахеев, почувствовав слабый при­ лив сил. — Помогу плот строить... Он поднялся на ноги, вероятно затем, чтобы доказать, что у него еще есть силы, но тотчас яге, пошатнувшись, опу­ стился на свое место. — Вот видишь... — укорил Александр. — Надо посидеть, полежать спокойно. Твоя работа сегодня — поддерживать ко­ стер. Обед ты приготовишь. Это и будет помощью, — сказал Александр, усажи­ ваясь завтракать. — А шашлык, дружок мой, — съесть до последнего кусочка. — Погрозил пальцем и улыбнулся. — Да, да, никакой пощады... 51 Оставшись один у костра, Николай до­ бавил сухих дров. Они запылали так, что стало жарко. Тогда он снял полушубок и стал переодеваться: из вещевого мешка достал свежую рубашку, встряхнул и на него повеяло тем, едва уловимым, но всегда трепетно радующим душу, что мы называем ароматом родного очага. В ста­ ром маленьком домике матери всегда пах­ ло свежим бельем, будто его только что внесли с мороза, геранью, сухйми трава­ ми и цветами: по углам всю зиму стояли высокие вазы с золотистыми ветками осенней березы, с тысячелистниками или саранками, засушенными в песке, а ши­ рокая дубовая рама отцовского портрета была обвита гирляндами бессмертников. В любое время года они казались только- что срезанными, освеженными первым инеем, и можно было подумать, что в до­ ме никогда не бывает ни одной пылинки. Рубашка оказалась старой, чиненной, но заплаты на ней были незаметными: мать, садясь за починку, надевала вторые очки и делала тонкими нитками такие мелкие стежки, что отыскать их было нелегко ни на взгляд, ни на ощупь. Ду­ мая о матери и ценя кропотливый труд ее, Николай осторожно надел рубашку, а все остальное, довольно новое и еще проч­ ное, надернул на себя с такой быстротой, что ни Александр Михеевич, ни Гоша даже не успели заметить, что он переодевался. Переодевшись, он почувствовал себя облегченно. Не столько от свежего, чи­ стого белья, сколько от взволнованных воспоминаний о доме, которые надолго приглушили думы о болезни. О доме он думал впервые. И совсем не потому, что путешествие оказалось таким трудным. Он не раскаивался, что поехал с Александром Михеевичем в нещгодлн- вую осеннюю пору в этот суровый и по- своему красивый край. Здесь, на бурной реке, то и дело порывавшейся разбить плот о скалы, человек казался по-особому могучим, сильным и настойчивым. И бы­ ло приятно ощущать в себе эту зреющу г® силу путешественника. Если бы где-ни­ будь поблизости была почта, он напн- сал бы об этом своем чувстве матери, на­ писал бы Лине. Не для похвальбы, а для того, чтобы они через его письмо увидели Казыр и поняли — не зря он поехал. Он записал все в свой дневпик. Запи­ сал и о том, что неприятно и горько ему сидеть у костра, когда товарищи заняты постройкой нового плота. 52 Сухой лес был недалеко от берега. Александр прошел по лесу, присмат­ риваясь к мертвым стволам, и несложная история гибели этой части тайги откры­ лась перед ним, как страница знакомой книги. Несколько лет тому назад здесь шумела зеленая хвоя, и в лесу пахло свежей смолкой. Осенью в пихтовой ча­ ще посвистывали рябчики. Зимой белка дымчатым мячом перекидывалась с дерева на дерево и возле нее весело покачива­ лись ветки, освобожденные от тяжелых хлопьев снега. Весной на крепкие сучья садились зобастые глухари и на заре на­ чинали свое токованье. Так было из года в год. Но вот однажды ветер занес в тай­ гу целое облако легких, как пушинки, бабочек. Они жили один день и исчезли, как дурная метель, осмелившаяся сунуть­ ся в долину в неурочную летнюю нору. По после них по всем веткам поползли гусеницы, и хвоя начала таять, словно лед под солнцем: серая паутина обволокла деревья снизу доверху. И лес задохнулся. Испугались мертвых деревьев рябчики, улетели глухари. Остались одни дятлы. Они распороли сухую кору, и ветер в од­ но лето раздел деревья, обломал сухие ветки. И на месте живого леса теперь торчал сухостойник, похожий на старые, промытые дождями кости. Это был самый хороший материал для плота, но Алек­ сандр, выбирая деревья, ходил по мертво­ му лесу хмурый, раздосадованный. Он брал бревно за один конец и тащил к берегу. Гоша схватывал за второй ко­ нец, но Александр останавливал его: