Сибирские огни, 1948, № 3

камест кочевали — свет был немил. А приехали на горячие воды — будто в рай попали. — Горячие ключи?! Вот хорошо! Где же такие?! — Стахеев торопливо достал карту и начал расспрашивать старика о названиях соседних речек. — Не перебивал бы ты пока, Николай, — степенно попросил Гоша. — Так ты Митрофану Ивановичу никогда не дашь досказать. — Нет, это очень важно — точные координаты! — возразил молодой геолог, долго водил карандашом по карте, а ког­ да поставил крестик на месте источника, то даже прихлопнул ладошами и повер­ нулся к Александру Михеевичу. — Вот видите? Это идет от тех ключей. Я гово­ рил — довольно молодой разлом по ста­ рому шву!.. — Рад твоей догадке, — похвалил на­ чальник. —< Опиши все подробно. А сей­ час нам, действительно, лучше послушать Митрофана Ивановича про горячие ключи. Старик был доволен, что теперь его не будут перебивать, и заговорил громко, увлекательно: — Много у вас по тайге теплых и го­ рячих ключей, а такого пользительного места допрезкь того видеть не доводилось. Подъезжаем туда — в лесу пестрые кед­ ровки тараторят, снегири на дудочках по­ свистывают, синички надрываются, будто праздник затеяли. Пар над горячей водой, как дым, из кольца в кольцо идет, а на кустах мягкая кухта снежной хвоей ви­ сит. Пихты седые стоят, как посеребрен­ ные. С маленькой озеринки табуны уток подымаются, — лето красное им тут сохранилось! Ну, глазам не верю — во сне все это мерещится, а уши ясно слы­ шат: утки покрякивают, крылья звенят. Снег весь копытами избит, как в прито­ не. Изюбри да козы — врассыпную от нас. Постояв смеется: — Охотник стрелял худо — эта вода лечиться бегают... Дескать, подранки все. Не знаю, может и правда: вода пользительная! Кругом на сучьях ленточки висят. Место, говорит, святое. Шаманы, говорит, прикочевывают к тому ключу жертву своим богам отда­ вать. Постояв хотел тоже посылать за ша­ маном, да я засупротивился: сам, говорю, буду лечиться, в горячей воде купаться, живую траву к ране прикладывать. А трава там и впрямь живая, — все время трепещется. Юрту поставили на самом бережке, припоручили меня Ныгалаю, а сами всей оравой откочевали в глухое ме­ сто, где мох-ягель растет. Ну, живем, мы с Ныгалаем, поживаем. Я каждый день по два раза в горячей воде купаюсь, вы­ ползу оттоль, да к костру — под мед­ вежью шкуру. Гляжу опухоль опадает, жар из меня травой вытягивает, на месте раны розовая пленочка нарастает. Ны- галай мой дрова собирает, зверье прямо из юрты постреливает, — мяса не про­ едаем. Недели две минуло — я как огур­ чик. стал. Сходиться на кулачный бой1— годился. Ныгалая легонько побарывал. Чтобы не одичать в. лесу, я но-ихнему. по-то'фаларски на палочке зарубки режу— счет дням веду. Вижу: месяц коротких, как девчонкины косы, дней кончается., Скоро «Сок ай» — студеный декабрь — возьмет силу, будет по всему, лесу посту­ кивать, да мороз на людей нагонять. Ста­ ли мы поторапливаться, сами — на лы­ жи, юрту свернули и следом поволокли. На восьмой день, однако, пришли на стойбище. В юрте для меня, русского че­ ловека, маята большая: о одной стороны огонь жжет, с другой — мороз подмора­ живает. А поднимешься — дым глаза вывертывает. Пропадешь тут совсем. Взял я топор и давай лес валить. Сам Еостояк и молодой Ныгалай — у меня в помощ­ никах: уговорил строиться. Навалили мы бревен, и стал я обучать своих дружков, как избу рубить, как печь из кампей вы­ кладывать. Сделали все честь-честью: окно прорубили, вместо стекла — оленью брюшину приладили. Все, вроде, хорошо, а хозяевам не глянется: не знают, как в печке чай кипятить, — котел-то у них к костру приспособлен. Ну, все я им устроил, привыкли будто, — в тепле-то всякому лучше, — зачали избушку по­ хваливать. Слава пошла про нас. Каж­ дый день стали гости наведываться: каждому зарно взглянуть, как бродячие люди по-русоки живут. А Еостояк все на солнышко посматривает, да олешкам бока прощупывает. Едва-едва дотянули мы до «месяца Зелени» — до апреля по-наше­ му — и пришлось моим друзьям коче­ вать. — Это почему же?! — спросил Ни­ колай, на этот раз выразив удивление всех слушателей. — Олени весь мох выщипали. Тогда ведь здесь ни лошадей, ни коров не зна­ ли, хлеб сеять даже ие думали: волей- неволей надо было кочевать туда, где мох не вытоптан. — А избушку бросили? — Понятно дело, бросили. — А вы — куда же? — Снег стаял, дорога через горы от­ крылась — меня на самом проворном олене домой проводили. Ты, говорит, те­ перь нашим сородичем стал. В гости ко мне наезжали. А в тридцатом году Ныга­ лай Есстоякович привел заседланных оле­ ней: садись, говорит, и поедем к нам сов­ сем. Решили, говорит, мы всем колхозом