Сибирские огни, 1948, № 3

лось — от радости, не только не выска­ занной словами, но даже и сердцем не­ понятой до конца. Т^в же, как и на той карточке, что хранится у него в кар­ мане гимнастерки, выбились из-под се­ рой ушанки, светлые кудряшки — вот- вот качнутся от бойкого поворота головы. Но улыбка здесь холоднее той, запечат­ ленной для него. Которая из этих карто­ чек снята позднее — Гоша не знал п пожалел, что в сенях не зажег спичку, а теперь уже неловко читать надпись. Не чувствуя запоздания, Голда ответил на вопрос, будто сейчас прозвучавший в ком­ нате: — Он все хозяйство свое рассыпал.,. Вы, Александр Михеевич, сами собрали бы остальное... — Ладно, все беру на себя, — пообе­ щал Кожухов, чтобы успокоить парня. В сенях послышались мягкие, будто крадущиеся шаги охотника, и на пороге показался Костоякоз. За ним, так же мягко и осторожно, шел, занимая весь меркнущий просвет двери, русский чело­ век с подстриженной сивой бородой, про­ дымленными усами, маленькими серыми глазками, затерявшимися в густых зарос­ лях побелевших от старости ресниц. На ногах у них были одинаковые бахилы с подвязанными тонкими голенищами, оди­ наковые шубки из молодых оленей и, тоже одинаковые, круглые шапки из лисьих лапок. Они курили одинаковые трубки с чубуками из рога дикого барана, и в ком­ нате запахло не только крепким табаком- самосадом, но и березовой корой, подме­ шанной к нему. — Ого, табачок-то — «вырви глаз»!— недовольно заметила хозяйка. — Ни травой, ни березовой корой — ничем, Пантелеева, крепость отбить пе можем, — пожаловался русский человек. — Такой дурман наша земля родит. На­ верно, от оленьего навоза... Гости выбили трубки о шесток и за­ прятали их в карманы кожаных брюк. — Эта человек — мой брат, — ска­ зал Костоявов про своего товарища. — Вроде брата, — поправил русский. — По жизни и по годам. Только Ныгалай хитрее меня — бороды но вырастил, а ко мне вот седина забралась. — Он про­ вел рукой по бороде, и жесткий волос за­ хрустел, как проволока. — Извиняйте, что я незваным гостем заявился... — Я очень рад!.. Раздевайтесь, гости дорогие!.. — Кожухов догадывался, что Костяков неспроста привел этого борода­ того человека, и голос его звучал ис­ кренне. Когда они выпили по первой чарочке. Коетонко® не мог больше сдерживать ра­ дость, которую он принес путешественни­ кам: — Митрофан поедет Еазыр! — объявил он и заулыбался во все свое круглое лицо, будто ему самому вдруг открылась нечаянная радость путешествия с этим бородатым человеком. — Митрофан все кругом знает!.. — Очень хорошо!.. — обрадованно тряхнул головой Александр, хотел еще что-то ■сказать, но Ныгылай не умолкал: — Я эта парень услышал, — он ука­ зал на Журова, — все думал, кто рус­ ских людей поведет Казыр. Митрофан слово давал... Александр налил по второй, чокнулся с русским: — За ваше здоровье, Митрофан... Митрофан... Как вас по батюшке?.. Он не ошибся: бородатый человек про­ изнес не тофаларсвое, а русское имя: — Родителя Иваном звали.... По фа­ милии мы — Холмовы... Появление этого русского человека в' тофаларском колхозе было интересной за­ гадкой, но Александр боялся испугать его преждевременными расспросами и загово­ рил о поездке в Казыр. — Поехать я могу, — ответил Холмов, степенно поглаживая бороду, — только упреждаю: олешек загубим. — Мы будем лео валить. Пусть дре- веспый мох едят. — А мертвым лесом — как? Там одна плесень, а не мох... — А разве там много мертвого ле­ са? !— удивился Александр. — Видимо-невидимо сколько... — Хол­ мов предупреждающе потряс бородой. Инженер сказал, что им важно добрать­ ся до глубокой воды, а дальше они отпра­ вятся на плотах: это быстрее и для дела, пожалуй, лучше, — рева откроет им все - свои скалы, эти каменные страницы не­ известной книги. Косто'яков присмотрелся к карточке, стоявшей у тарелки с хлебом. — Эта баба твоя? — Нет, это... как тебе сказать... Гоша опустил глаза под стол: вдруг начальник окажет что-нибудь неловкое, шутливое? С ним это бывает. Но Александр нашел слова: — Это — просто девушка. По-вашему кыс. Одна знакомая всех нас... Вот мы/ н выпьем за ее здоровье... Чокаясь с начальником, Гоша сплеснул водку на стол, и Костояков укоризненно посмотрел на него. Гоша и сам знал, что это нехорошо, тем более теперь, когда только-что говорили про Лину. Опрокиды- » вая чарку, он захлебнулся, закашлялся и, отвернувшись, уткнулся лбом в холодное; стекло.