Сибирские огни, 1948, № 3

все у него выходит так обстоятельно, на­ пористо и упрямо. Показал мне свои кол­ лекции. — Да, он у меня — будущий путеше­ ственник, — улыбнулся Александр. — Ждет не дождется возможности поехать со мной. Но вы наверное заметили, что строителя дорог из него не будет? Жалею об этом. — У него своя страсть. Он мне под­ робно изложил, каких птиц я увижу здесь в тайге, их повадки, голоса, оперение — вое описал. И все. в двух—трех словах: ярко и образно. У глухаря, говорит, грудь зеленая оттого, что он замочил е© в гор­ ной речке... — Эго уже из алтайских сказок. — Нет, право, замечательный мальчик. Взял с меня слово, что, если я увижу ка­ ких-либо птиц, кроме перечисленных им, опишу в своем дневнике. Задача нелегкая, — помогайте, папаша. А еще лучше —■ привезти бы ему шкурки. Вы ведь може­ те настрелять между делом. Кстати, он на вас сетует: папа, говорит, у меня хоро'- ший, но про птиц ему надо напоминать .. — И вы обещали быть живой памят­ кой? Нелегко© занятие, прямо' скажу. — Он, говорит, признает только уток да глухарей, — продолжала Надежда Пет­ ровна, и пушистые ресницы ее трепетали в улыбке. — Из них, говорит, можно суп сварить... Неправда, — усмехнулся Александр. — Рябчика тоже признаю. И даже из кедровок суп варил. Про себя он отметил: «А она хорошая, Надежда Петровна!». Итут вспомнил про ее дочь, покраснел и даже хлопнул себя рукой по лбу, как человек, непрости­ тельно поздно припоминающий самое важ­ ное. — А знаете, Витюша прав на счет моей забывчивости... Как ваша... ваша Машенька? Где она? С кем вы ее оста­ вили? Это было сказано с такой душевней теплотой, что Надежда Петровна не сочла возможным поблагодарить за внимание, как это делают мало знакомые люди, а за­ говорила озабоченно и откровенно, будто перед ней был близкий и отзывчивый че­ ловек: — Спокойной минуты не знаю. — все она передо мной. Как она на прощанье обвила мою шею ручонками, как целова­ ла меня! Ты, говорит, мамочка, скорее приезжай. Меня слезы душат, а я улы­ баться должна, чтобы она не расплака­ лась... — Надежда Петровна глубоко вздохнула, почувствовав облегчение отто­ го, что все это высказала, и заговорила спокойна. — Оставила я с ней одну ста­ рушку — рекомендовали мне добрые лю­ ди. Устинья Фомишшша — такая, знаете, старая няня из пьесы Островского. Вроде как Корчагина-Александровская на сцене. Добрая, заботливая и, безусловно, честная. Сама будет на хлебе да на воде жить, а ребенка голодным не оставит. И врачи у нее знакомые, — в домработницах жи­ ла, — в случае чего — позовет... — Я не подумал тогда — можно было у нас оставить, — сказал Александр. — Маме все равно, что для двоих, что для троих готовить... — Нет, я спокойна, за Машеньку, — продолжала Надежда Петровна. — Одно- неудобство — Устинья Фоминипгна в церковь ходит. В воскресенье, в праздни­ ки — обязательно. Но квартирная хозяй­ ка обещала присмотреть за дочкой... — Мы проработаем до снега, но вас я отпущу раныне. Наверно, дочку надо в школу собирать? — В первый класс... — сказала На­ дежда Петровна и посмотрела на Александ­ ра просиявшими глазами душевно распо­ ложенного в нему человека. — К сентябрю будете дома, — успокоил, ее Александр Михеевич. За обедом, когда все расположились по­ доходному на лесной поляне, — кто на свежем пне, кто на камне, — разговари­ вали о новостях, волновавших каждого из них: о боях в излучине Дона, о достраи­ вавшихся новых заводах в Сибири, о до­ рогах и ветках к новым стройкам и руд­ никам, о продовольственном пайке и ры­ ночных ценах. Вечером, после работы Александр зашел в палатку Надежды Петровны спросить, не нуждается ли она в чем-нибудь и про­ сидел до полночи. На поляне горел костер, дрожащий свет его через открытую перед­ нюю стенку проникал в палатку, и румя­ нец на щеках Надежды Петровны казался трепетным, словно она думала о чем-то, , глубоко волнующем ее душу. С тех пор Александр стал заходить к ней каждый вечер, и у них всегда находились темы для оживленного и откровенного разговора. Но с первых же дней он заметил, что Надеж­ да Петровна 'бережливо обходит некоторые темы, боясь потревожить больное, и он тоже не решался заговаривать ни о чем таком, что навело бы ее на воспоминания • о пережитом. Когда в середине августа они прощались, он «прежнему. ничего не знал ни о муже, ни о родителях Надежды Петровны. Он стиснул ее руку своими широкими и жаркими руками и потряс, приговаривая: —•Счастливо доехать! Кланяйтесь там всем, огольцов моих поцелуйте... А дочку, •—'вспомнил он, — запишите обязательно в пятидесятую школу: педагоги хорошие, здание отличное..,