Сибирские огни, 1948, № 1
— Пойду, послушаю, что будет петь шамай, что скажет народ... К .нему бросилась Оклана: — Не ходи, Чават!.. Шаман па нас злой, он нею жизнь нам будет мстить!.. Чават остановился у выхода и криво, через силу улыбнулся: — Я не волк, Оклана, чтобы жить все время без народа в тундре!.. Шаман меня не съест!.. — п вышел. 5 Над Порапольсвим долом ложилась ночь. Выступили яркие звезды. Держался мороз, выпал обильный иней. Он искрил ся при тусклом свете звездной ночи. Ча ват прошел на лыжах пе больше пяти километров, когда заметил большой ко стер и расположившихся вокруг него лю дей. Ночь стояла холодная и тихая. Да леко отступили серыми силуэтами горы. Пламя большого костра металось красны ми языками, и люди сидели молча, слов но затаились. Чават занял место в кругу рядом с Вапаком и его сыном Аямои, и они стали ждать выхода шамана Иайныпа. Шаман должен плясать и петь у костра. Все, си девшие у костра, были насторожены и не терпеливо ожидали его. Обвешенный побрякушками на поясе, со спущенными на плечи длинными во лосами, наконец, показался шаман. Сзади у ворота спускалась лента е бусами, сплетенная из шерсти молодой нерпы, медведя, волка, росомахи. Он обошел но кругу собравшихся людей и быстрым движением правой руки ударил в бубен. Частая дробь нарушила ночное безмолвие и рассыпалась по глухой тундре. Шаман кружился у костра, переносил бубен то в одну, то в другую сторону. Удары бубна становились то реже и глу ше, то чаще и короче. С каждым новым кругом танец ускорялся и движения ша мана становились быстрыми и верткими. Найнып неистовствовал и вызывал злого духа тундры Камаку. Страшен был этот дух., Он держал в услужении всех болот ных бесов, чертей и всех нечистых. Все несчастья и бедствия исходили от него. Было уже далёко за полночь, когда ша ман жалобным голосом запел песню глу бокой старины об олене и человеке. «Было это давно, когда впервые чело век встретился в дикой тундре с оленем. Человек долго ходил за ним, голодный и усталый, и упрашивал оленя не нокидать его. Без оленя не было ему жизни и сча стья, потому что очень сурова и широка тундра. Олень сжалился над человеком и пришел к его юрте. Тогда он был впер вые запряжен в нарты. Олень понесся по хрупкому снегу. ’Снежная пыль поднима лась позади, разлеталась во все стороны. Они поклялись друг другу в вечной друж бе, вместе жить в тундре. По подслушал эту клятву страшный, злой Камака и на пустил большие бедствия в тундру. Все ми силами он старалася нарушить друж бу человека с оленем, насылал пургу, стаю волков, тучи мошкары и комара ...» Подражая топоту копыт оленя, его ре ву, плясал шаман. Он выл, как воет са мая злая пурга, и лязгал зубами, как лязгает клыками самый жадный волк. Он дрожал, как от сильной лихорадки, изо бражая бурные реки, стремившиеся зато пить лучшие пастбища. Чават смотрел на шамана и ежился. Не к добру шаман пугал людей Камакой. Пайньга был хитрый шаман. Оп постоян но пел старинные сказания и грозил злым духом. Он всегда говорил, что Камака тре бует жертв. Духа надо умилостивить. Так заканчивал обычно свой танец шаман. Ему закалывали двух оленей, и он увозил их к себе. По теперь Найнып молчал. И все ждали, что злой дух сегодня запросит много оленей. Шаман отдышался, открыл глаза и только тогда передал веление духа. Злой дух просил: каждому оленеводу отделить от десятка по четыре оленя и пригнать их в город желтолицему начальнику... Пятнадцать оленей просил Найнып се бе, чтобы снискать милость у злого духа. Чават и Валаж плохо справлялись со счетом, потому что издавна вели его с помощью бирок и зарубок. По и они без труда поняли, что четыре оленя от де сятка — это почти половина табуна. Чават имел двадцать голов и ему нужно отвести в город восемь. Вапаку из четы рех десятков приходилось шестнадцать оленей. Чесали затылки старые оленево ды и чувствовали, что пришел конец их кочевкам. Пустой, мертвой станет тундра без табунов. Вапак и Чават разговаривали пшютом между собой и сокрушенно взды хали. — Надо бежать дальше в тундру!..— сказал кто-то. — Как убежишь без олешек, кругом гололедица?.. — Пропали олешки, как жить кочев нику в тундре!.. Найнып уговаривал не сердить желто лицего начальника и страшного Камаку. Оленеводы молчали, понурив головы. Ни кому не хотелось говорить первому. Вот поднялся Чават. Он сжал кулаки, его лицо было бледно, глаза вперились к шамана. Все затаили дыхание. Он заго ворил первым:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2