Сибирские огни, 1948, № 1
глядевшись, я еле различил три силуэта. Раздался возглас. — Ача!.. Инты!.. Стой тихо!.. — это был голос Окланы. Она стояла у юрасы с двумя оленями и привязывала их к колышкам. Омана разговаривала с животными. Погладив оле ней по шерстке, она оставила их и на правилась в юрасу. Я поспешно достал спички и зажег фитиль в плошке. Оклана, увидев меня, удивилась. ■— Айя, чего ты не спишь? Уже ночь большая, пришла... Я сказал, что спал, но проснулся, ког да услышал топот копыт оленей. Она по качала головой. — Плохая ночь стоит... Много волков бегало... Олени очень боялись, но пастухи хорошо караулят... Оклана сняла мокрую кухлянку и раз весила сушиться у очага. Укрывшись в отдельном пологе, она скоро заснула. Утром солнце, наконец, пробилось сквозь густые полосы тумана. Облака за метно стали редеть и все больше опу скаться к земле. Хребет оголился, высту пила острая, как пила, гребенка. Перед юрасой выросла конусообразная гора. Склоны ее были покрыты зеленой березой и мелким кустарником, а макушка — бе лой шапкой снега. Рядом находилась не большая цветущая рощица черемухи, со всех сторон окруженная снегом, как ошей ником. Оклана сидела у юрасы. Она нашивала бисер на большой упован — украшение для кухлянки, кропотливо подбирая цве та бисера; коричневый на фигуры зверей, серый — на оленей, черный — на птицг а зеленый и голубоватый — на цветы и деревья. О мастерстве женщин Крайнего Севера я слышал, но -мне никогда не при ходилось видеть, как усидчиво они выши вают. Эта работа требовала большого терпе ния. Оклана была мастерицей. Я видел, с каким усердием и любовью она обматыва ла уповай и делала рисунки цветов, ело чек, птиц. — Питы!.. Как я забыла, — вдруг вос кликнула она, отрываясь от своих узоров* — мне скорей надо ехать! Оставив свою работу, Оклана, встала. Быстро оседлав оленей, она навьючила их переметными сумками. Странное дело. Собираясь в путь, Ок лана была чем-то взволнована: легкий ру мянец залил ее щеки, она часто мигала, руки ее дрожали. Мне непонятна была ее взволнованность. Я мог бы спросить Ича лова: в чем дело? Но считал неудобным в присутствии Окланы. Перед отъездом они некоторое время поговорили с Иналовым вполголоса. Потом Оклана села на пегого ■ оленя, взяла в руки палку и скоро скры лась в зарослях Порапольекого дола. Мы остались одни в юрасе. Ичалов заявил, что до возвращения Окланы мы никуда не двинемся. Он договорился с ее колхозом вместе кочевать в глубь тундры. Я не вытерпел и спросил Ичалова: — Куда уехала Оклана? Почему она так волновалась и скоро ли вернется?.. — Ее поехала встречать свою дочь- Влетаяу, — ответил он, раскуривая труб ку. — Учись ее дочь в городе Ленина, те перь приезжай домой совсем, — важно добавил он. — Большой люди ее дочь,, много всего понимай. Ее дочь качал на руках... Совсем ее тогда была маленькой и ничего не понимай... — Значит, ты давно знаешь Оману?' — Айя, много солнц, много лет, шибко давно!.. — сказал Ичалов. Я припомнил, с какой любовыо Оклана обматывала упован на кухлянку. Видно, она готовила дорогой подарок дочери. Что и говорить, мать-вочевмица и дочь, окончившая вуз в городе Ленина,, очень заинтересовали меня. Я стал допы тываться у Ичалова, когда и при каких обстоятельствах он познакомился с О м а - ной. Заметив, что я пытливо гляжу на него, Ичалов, покопавшись у себя в нагрудни ке, неожиданно извлек завернутую в мел- ковуго ленточку и мягкую замшу какую - та шестигранную палочку. Он осторожно- взял ее в руки, как редкую и драгоцен ную реликвию. Она имела двенадцать про дольных линий. По этим линиям шло мно жество замысловатых поперечных зарубок и меток. — Что это такое?— заинтересовался я. Ичалов бережно повертел ее в руках и стал внимательно осматривать каждую метку, словно читая по ним ему одному ведомые записи. — Не знаю, как тебе ее назвать. Я на зываю Пасхале. В ней я отметил, в какой год, какое солнце, куда ходили люди, чего делали. В Пасхале можн> глядеть и все рассказывать, как жили люди в тундре, какой трудный год был... — объяснил он. Я попросил позволения взять Пасхале в руки, чтобы внимательней разглядеть. Ичалов с большой неохотой передал мне и не спускал глаз. — Шибко большое солнце отмечай Пас хале в тундре, большое горе, потом боль шую радость оленеводов!.. — твердил он. Сначала мне казалось, что шестигран ная палочка, с двенадцатью продольными линиями, содержит в себе не больше не меньше, как обычное календарное исчис ление месяцев и дней. Я видел такие Пас-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2