Сибирские огни, 1948, № 1

— Что притихла? Говори. — От слов слаще пе будет. — Да, это верно. А ты поезжай туда. И девчонке хорошо будет. Поживете ме­ сяц— два, пока, здесь не утрясется. — В месяц, в два тут ничего не из­ менится, лес не вырастет. — Я и, не про лес говорю. Жара спа­ дет, сенокос закончим. Я больше дома буду. А теперь, как гости, раз в неделю видимся. — Нет уж... Хорошо вместе жили и плохо будем вместе. Ты завтра дома? — Поеду, и надолго. Приготовь что- нибудь в дорогу. — Рано выедешь? — С рассветом. — Тогда мне надо спать, иначе я ни­ чего не приготовлю. — Да, ложись. — Он встал, скло­ нился над женой и поцеловал в волосы, как целовал на ночь маленькую дочурку. — Я немножко поработаю, приготовлюсь в дорогу. А ты ложись и не 'грусти! Не вечно же будет Овечья степь пустыней. Устроим, придумаем что-нибудь. Он не знал, что можно придумать и устроить, но устроить было необходимо н необходимо не только для жены и для тех, кто оказался слабым, затосковал раньше других, но и для сильных, для всех, кто живет сейчас и кто будет по­ том жить, — для всего дела. Если оста­ вить все так, как есть — дело, жизнь тут заглохнет. Вот он сам, кажется, ко всему привычен, и тосковать ему неког­ да, а сколько раз уже охватывала тоска. Всей душой хотел он украсить Овечыо степь, сделать всем что-нибудь хорошее, но пообещать соловьев, тополи, кукушек не решался и бормотал неопределенно: — Пе оставим так. Вот увидите, при­ думаем. И раньше Степан Прокофьевич часто бывал в разъездах, а тут совсем пересе­ лился на колеса. Надо было срочно найти еще покосы, машины, запасные части. Его полуторка, — легковой в совхозе не было, — день и ночь гремела пустым кузовом на дороге. Ел и спал он на ходу. Когда шофер уставал — принимал от не­ го баранку. Остановки были только для переговоров по делу. Уезжая, он устано­ вил в конторе круглосуточное дежурство. И в самые разные часы вдруг начинал звонить телефонии в нем раздавался голос Лепехи: — Алло! Алло! Совхоз «Овцевод»? Спишь, что ли? Слушай! И приказывал то послать косилки и рабочих — он выхлопотал новый покос, то машину за горючим, за запасными ча­ стями. Степан Прокофьевич впервые так пги" роко видел Хакассию, впервые сравнивал Овечыо степь с другими местами. И дол­ жен был признать, что его земля самая бесплодная, самая неустроенная. У дру­ гих сохранились и покосы, и посевы, а у него выгорело все. Он ехал, внимательно оглядывался кру­ гом и по цвету земли, по оттенкам зеле­ ни угадывал, где поля, покос, выгон, мертвый галечник. Над горизонтом пока­ залась кривая зеленая черточка нового ■оттенка. — Это там что? — спросил Лепех» шофера. — А, должно быть, тополи. — Тополи? — Да, тополи на опытной станции. — Поворачивай. — Туда есть дорога. — Поворачивай! — Лепеха схватился з а баранку, машина сделала резкий бро­ сок в сторону. — Теперь — прямо в» тополи. — Я напрямик не ездил. — Тогда пусти! Я сам. а»*;# На опытной станции до сих пор пом­ нят это. В самую сушь на главной аллее душистых бальзамических тополей вдруг появилась грязная-грязная полуторка. Она шла медленно, как в торжественной церемонии, но иода, в радиаторе почему-то клокотала и оттуда валил пар. Дойдя до пересечения главной аллеи с другой, по­ луторка остановилась. Из кабины вылез­ ли два человека, оба тоже сплошь в гря­ зи. Один сразу же открыл мотор, а дру­ гой подошел в тополю и нагнул ветку. Он то разглядывал ее, то нюхал, то вды­ хал запах, то перебирал лист за листом, и снова разглядывал, нюхал, перебирал. У этого, перекрестка двух аллей стоит контора станции, столовая, колодец, и там скоро собралась большая толпа любопыт­ ных. — Это было очень интересно... забав­ но... интриговало... — наперебой расска­ зывали мне работники станции, — Вы­ нырнул откуда-то из болота... грязный- грязный... И вдруг такая тонкость — перебирает, гладит листочки. Потом вдруг ■оборачивается и спрашивает: — Окажите, куда! я заехал? — В хосоз. — Переведите на русский язык! — Это на русском, но можно и пере­ вести: хакасская опытная станция оро­ шаемого земледелия. — Вот удачно заехал, в самую воду. А мне как .раз надо умыться.