Сибирские огни, 1948, № 1

потное отсутствие таких отраслей хозяй- «тва, как огородничество, птицеводство, садоводство. Да и основное в совхозе— овцеводство не двигалось с места: пого­ ловье овец увеличивалось слишком мед­ ленно. В отчетах утверждали, что виновата во всем природа. Каменистая земля и без­ донное небо Овечьей степи неспособны ро­ дить настоящую траву, колос, овощи и фрукты. Для птицы нет здесь выгуло® п водоемов. А кому понравится жизнь без дерева, без травки, без огурчика и яблочка? Озцы не плодятся, люди бегут, а директоров меняют за неспособность. Лепеха захлопнул последний отчет, сердито оттолкнул всю стопу в угол сто­ ла: не мешай! — и сказал: — А я вам не верю! Сто раз не верю! — Что, чего?. — спросила жена из другой комнаты. — Я не слышу. Говори громче! — Могу громче. Пе верю! — Кому? Лепеха похлопал ладонью по стопе от­ четов. — Всей этой премудрости. Следующий день он начал с вопроса: «Кто виноват?» — задал его бывшему директору. — Я припгел к твердому убеждению, что организация совхоза была ошибкой. Он не выбьется из жалкого состояния, ему самой природой поставлен жесткий предел. — Сломать предел. — Не сломаешь, пе выдержат зубы. Одни пример — лучшие сенокосы в луч­ шие годы здесь дают только по четыре центнера сена па гектар. Чтобы прокор­ мить наше поголовье, надо шестьдесят ты­ сяч центнеров, надо обползать с косил­ кой пятнадцать тысяч гектаров. Адский труд. И это в лучшие годы. А в пло­ хие —- ни сенинки. В прошлом году ко­ сили за двести верст. И зимовать со всем стадом ходили туда. Получи-ка при та ­ ких обстоятельствах хороший приплод.— Вывший директор грустно опустил голо­ ву и закончил, склоняя ее все ниже: — Любой орел вылетит в трубу за... за... не­ способность. Мне жалко вас. Сам он был уволен за неспособность. Вторично тот же вопрос: «Кто вино­ ват?» — Лепеха задал сторожу при кон­ торе. Этот древний человек, у которого от всех зубов уцелел только один гнилой пенек, пожаловался, что вместо сахара дают леденчики. Грызть их ему нечем, а сосать невкусно: медленно тают. — Эх, дедушка, дедушка! Тебе бы арбуз, дыньку — эти сами тают. — Куда лучше, знаю. Только пе про нас они, далеко. ■ — А кто виноват? — Дождичек, милый, дождичек. Забыл юн про нас. Следующий разговор был с комендан­ том. — Почему так запущены постройки? — спросил Лепеха. — А когда ремонтировать? Кому? Зиму, как киргизы, живем на кочевке, а летом — сплошной сеновос, собираем но травинке. Летом в дырявом жить лучше даже: прохладней, продувает, — и за­ смеялся. — Скоро совсем на ветру можно очу­ титься. Комендант резко оборвал смех и согла­ сился: — Может и очутимся. — Петом раз­ вел руками. — А что поделаешь? Такие обстоятельства. — Словом, no-вашему виновата при­ рода? — заключил Лепеха. — Заправь- ка машину да позови агронома, поедемг посмотрим обвиняемую. Степан Прокофьевич сел не в кабин­ ку, как делает большинство директоров., когда машина грузовая, а в кузов. При­ гласил ж себе й агронома. В кузове силь­ но трясло, зато было видно каждую зем­ ную морщинку. А Лепеха хотел обяза­ тельно посмотреть каждую. В совхозе' было сто семьдесят тысяч гектаров зе­ мельных угодий. — Неужели в талом государстве все никуда негодно? — спросил он агронома. Агроном, девушка Спора, удивлению, с укором поглядела на Лепеху. «Ослеп в этот, — грустно подумала она, — уже чужим словам верит больше, чем своим: глазам». И сказала: — Сами они никуда, пе годны. —• Кто? — А кто говорит — негодно. У нее получилось совсем, как у сильно, обиженного ребенка: губы, голос дрогну­ ли, глаза набухли слезами. Она быстро* отвернулась, по Лепеха успел заметить все это. — Что с вами? — Вы не поймете, — она безнадежно махнула рукой. — Разве так сложно? —• Не совсем просто. А все равно бу­ дет непонятно. — Почему? — От рожденья. Вы не здесь роди­ лись. — А вы расскажите! Авось, пойму. Я' давно живу но чужим местам, и многие стали мне понятны, как родные. И до­ роги. Совсем родиые. У меня теперь-