Сибирские огни, 1947, № 6

В стороне груда камней покрыта чер­ ными, немного растягивающимися плен­ ками. Будто летучие мыши когда-то при­ липли к камням, а потом не могли от них оторваться. Проходили годы, тела их истлели, а крылья остались. Это тоже ли­ шайники, но пластинчатые. Тут же, среди мха, я нашел еще листо­ ватые лишайники. Они похожи иа свое­ образные розаны, толстые лепестки их или светло-сиреневые или с одной сторо­ ны серые и гладкие, с другой черные и шершавые — настоящий черный бархат. А налево, под камнем, росли крохотные се­ рые бокалы, наполненные прозрачными росяными каплями, — прохожий, не хо­ чешь ли выпить живой воды? — Олень такой не кушает, вот хоро­ ший, его олень кушает, — говорит Сте­ пан и подает мне серые лишайники — клядовии. Они такие изящные, узорчатые, будто самый знаменитый ювелир делал их. Они ковром разостлались сзади меня. Л снимаю ружье и кладу на этот ягель. Дождя давно не было, эта лишайни­ ки высохли, хрупки и от тяжести ружья ломаются. Степан говорит, что сломанные они не будут расти два года, а потом тронутся в рост и нормаль­ ном высоты достигнут только через двад­ цать лет. — А после пожара, — говорю я,— они вырастают через 30— 50 лет. И по­ том лишайники служат зимой как основ­ ной корм, а летом олени питаются тра­ вой и листьями кустарников — ив и по­ лярной березки. Этот ягель называют клядонией-рангеферина. В Финляндии в голодное время его примешивают к тесту, а в Скандинавии из него добывают спирт. А вот этот белый, точно фарфоровый — это клядония альпийская. — Ты худой человек — хитрый, — говорит мне Степан, отодвигается и смот­ рит на меня недружелюбно. — Почему? — Твоя говорил в тундре раньше не был, а ягель погашай. Откуда знаешь? — Из книг. Лицо у Степана проясняется, он при­ двигается ко мне, тяжело вздыхает, еще раз вздыхает и говорит: — Моя книгу не понимай. И это зна­ ешь? Он показывает палкой на тоненькие ве­ точки с мелкими листочками брусники и полярной березки, расстилающиеся по камням. Я еле узнаю их: они, кустарни­ ки, похожи на травку, в которой никак не может скрыться человеческая ступня. Таким сделал их горный холодный о п ­ лат . — И это знаю, — отвечаю я. Степан улыбается. А я, увидев около его ноги комара, ду­ маю: «еще маленькая жизнь». Он ползет среди лишайников-электорий. На комара смотрит и Степан, хитро улыбается, под­ нимает ногу и говорит: — Захочу, мой раздавит комар. Захочу, мой не будет давить комар. И ставит ногу на прежнее место. По­ том он вдруг испуганно оглядывается во­ круг и со страхом говорит длинно о том, что может быть около него, подобно как он около комара, стоит кто-то огромный и невидимый, какой-нибудь змей-горы- ныч и тоже, как Степан, подсмеивается над ним: «хочу — раздавлю, хочу — оставлю». Я успокаиваю его, показываю ему на горизонт, на чистое небо, — все ясно, никого нет перед нами, — и укоризненно качая головой, говорю, что больше чело­ века ничего нет на свете и никто ногой не может его раздавить. — Как ты это знаешь? Твой глаз пло­ хо видит. Я отвечаю ему, что мысль человека прорезает и горизонт, и небо, и мыслью он сверлит дальше, чем глазами. — Ты это сам или из книг? — недо­ верчиво спрашивает он. — Из книг. Степан успокаивается, весело хлопает меня по плечу. — Ты большой человек. Так, значит, никого нету? Он поднимает ногу, мгновение держит ее в воздухе и опускает на комара. РОЗОВЫЕ НОЧИ 2 4 и ю л я Мы поднимались на один из хребтов Полярного Урала. Был полдень. На небе ни тучки. Жар­ ко. Жалили комары. С перевала увидели темный склон дру­ гого хребта. На нем простыней лежала полоса снега. На простыне большим пят­ ном чернело тысячное стадо каких-то жи­ вотных. Ниже — две конусообразных пи­ рамиды с поднимающимся от них дымом. Вокруг лунные горы и большие изумруды — озера, в них и днем и ночью светится солнце. Все это было до того необыкно­ венно, что казалось сном. — Чум и оленей много! — радостно воскликнул Степан. У пирамид навстречу нам вышел не­ нец с очень плоским широким лицом, чер­ ный, плотный старик, в малице, подпо-