Сибирские огни, 1947, № 6
, Если захочется просторов, и тебе пред ставится возможность ехать в страшную пустыню — езжай, и она для тебя пере станет быть страшной. Если увлечение каким-нибудь делом переходит в страсть, занимайся только этим делом и ты достигнешь больших успехов. Если к тебе пришла любовь — береги ее и твоя жизнь будет полна, как драго ценный кубок, наполненный крепким и ароматным вином. Хорошо быть всегда влюбленным в кого-нибудь или во что- нибудь, — тогда жизнь всегда будет кра сивой. Если...». Впрочем, хватит. Вы и без того поняли, что я влюблен в север. Евгений Николаевич резко закрыл блок нот, поднялся и ушел от меня высокий, в черном пиджаке, с прямыми плечами. Уже седьмые после Омска сутки плыли мы. Уate много раз я пристально смотрел на запад, по того, чего так хотелось, видно не было. Таежные равнины и рав нины. Я его не видел, но он, затеряв шийся в лесах, много дней тянулся сле ва от нас, этот Урал. Очень хотелось посмотреть на него. Мы ведь должны быть летом на его северном конце, там, где было всего несколько исследователей, если не считать кочующих ненцев. В этот день, седьмой, вечером мы под плывали к маленькому деревянному горо ду Салехарду. Пассажиры, кутаясь в шу бы, были на палубе. Вдруг Евгений Ни- кола^вич, показывая рукой налево, гром ко воскликнул: — Вот он! Все, как один, повернулись на запад и увидели возвышающийся над тайгой, ки лометрах в шестидесяти, Урал. Белый, длинный и почти ровный он тянулся на север, к сиянию. Огромными хлопьями густо валил снег. Все было бело кругом. По сердце — его не обмапелпь — билось по-весеннему. Сияпия мы больше не видели, мы к нему приехали, оно было вокруг нас, а то, к чему привыкаешь, перестаешь замечать. В этот поздний ночпой час было свет ло так же, как и днем. СТЕПАН 5 июня В Салехарде, па следующий день после выгрузки с парохода, мы стали готовить ся к путешествию. На дворе нашей квар тиры суета: разбирали, сортировали при везенный багаж, то я дело приходили лю ди наниматься рабочими, заходили соседи полюбопытствовать, поговорить. В стороне молчаливо стоял человек, в черной суконной, ниже колен, одежде, на деваемой ч^рез голову, которая имеет странное название «гусь». С головой, по крытой капюшоном, незнакомец был по хож на моржа. «Гусь» был подпоясан ши роким черным поясом, украшенным ста рыми солдатскими, с гербами, пуговица ми. Прошло, по крайней мере, полчаса, а человек в черном продолжал оставаться безучастным и не желал ни с кем всту пать в разговоры. — Ты кто такой? — спросил я его наконец. — Я?.. — Он удивленно посмотрел на мепя. — Я?.. Как же не знаешь? Я — земли проводник, — Не Степан ли ты? — Перед этим мы просили прислать проводника Сте пана. — Степан, Степан... Ань торово! (Здравствуй). — Он сразу расцвел и, по- детски улыбаясь, подал руку. — Чего же ты молчал до сих пор? Ведь так я мог не узнать, что ты про водник. — Однако, узнал. Степан тихонько засмеялся, вытащил табакерку и, смотря на меня улыбчивы ми глазами, понюхал. — Дорогу на Полярный Урал, на Мя- нисей, на Кару, к морю хорошо знаешь? Лицо его вдруг стало обиженным. — Я — земли проводник. Твоя шибко хорошо знает свой дело? Моя тоже. И опять понюхал, но уже сердито. Через два дня мы тронулись в путь. Впереди Степан. Капюшон у него спу щен и он уже больше не похож на мор жа. На голове, напоминающей арбуз и будто прилепленной прямо к туловищу— шеи у него почти не было, — лежали всклокоченные темнорусые, остриженные в кружок, волосы. Сзади, спускаясь с пояса на ремешке, белел на черном сукне «гуся» медвежий зуб— для счастья и что бы во время езды на нартах не болела от полусогнутого положения поясница. А на нартах пам придется ездить все лето. Вот доберемся до Аксарки, которая на ходится пиже Салехарда по Оби на во семьдесят километров, там сядем на катер и поплывем по тундровой реке Щучьей до Щучьего — районного центра При уральского района, где мы должны най ти оленеводов. Если они со своими оле нями уже откочевали к морю, нагоним их в фактории Лаборовой, а если не наго
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2