Сибирские огни, 1947, № 6
«Порядочный». И опять не понравилось Стрелке: «Подробнее: какая погода?» Варя писала: «Дождь и ветер тчк холодно». А Стрелка не унималась: «Какой силы ветер?» Варя умоляюще посмотрела на Лушу. Та пожала плечами... «Большой». Но радист усмехнулся, перечеркнул и сам написал: «Сегодня утром тихо тчк вчера восемь баллов». На этот раз Стрелка долго молчала и радист потянул было руку к своим ра диограммам, но тут снова зачиликали во робьи и на бумаге появилось: «Плыть дальше без парохода разрешаю только наличии хорошей погоды тчк ином случае ищите место отстоя зпг заблаго временно становитесь зимовку тчк куда держать дальнейшую связь?» Варя опять посмотрела на Лушу. Пи та, ни другая не знали всех здешних селе ний. Спросить разве радиста? Потом она вспомнила: «Туруханск». Радист пожал плечами: — Далеко вы берете. Варя сказала: — Ничего. Радист передал: «Туруханск». А Стрелка все настаивала: «Узнайте метеостанции прогноз погоды ближайшие дни только тогда плывите». Варя ответила: «ладно», но радист опять зачеркнул и написал: «завтра дождь ветер до пяти баллов послезавтра сильный дождь ожидается шторм двенад цать баллов». Варя прочла, вздрогнула и прикрыла ладонью бумажку. Как? Значит, на этом и конец? Страдали, страдали, вели плот ни с чем не считаясь, всю душу свою вложили в этот путь, а теперь придет ответ — плыть запрещаю? И становись на зимовку? А разве не ошибаются си ноптики? Она умоляюще сказала: — Не надо. Радист не понял: — Чего не надо? Шторма? — • Нет, передавать так. Лучше вот это, — подвинула ему листок. «Ищите скорей «Сплавщика» или да вайте другой пароход тчк плывем даль ше». — Дело ваше. Он передал варину радиограмму, вы слушал ответ: «Плывите». И снял наушники. — Все. Переговорная закончена. Варя сказала: — Спасибо. Можно взять листочки? — Возьмите, — разрешил радист. Варя сунула их в карман, потянула за собой Лушу. — Пойдем. И выйдя на улицу, погрозила ей пальцем: — Ну, Лушка, смотри, об этом ни гу-гу. — Сама понимаю, — ответила та. Врач встретил их, рассерженный не на шутку. Он уже переоделся и готовился итти с обходом в стационарное отделение болъншты. — Позвольте, — сказал он, резким движением сдергивая очки и потирая на мятое ими переносье, — позвольте, де вушки, где же это вы больше чем час ходили? — Надо, и ходили. На рации были,— обиженно сказала Варя. — А плот все плывет? — Почему ж ему не плыть? — Вы что же это: смеетесь? В конце- концов я должен или не должеИ итти к больным с обходом? Опоздали — так ждите, когда закончу обход. — Ладно,— сказала Варя и прочно усе лась на стул, — идите, мы подождем. — Так ведь плот уплывет еще даль ше, — предупредил врач, — а я домой, повторяю, пешком не пойду. — Да уж сказали вам: привезем вас, — поедая его злыми глазами, выкрик нула Луша, — чего еще надо? Врач засмеялся. Сначала тихо, сдер жанно, а потом расхохотался самым от кровенным образом. Снял халат, повесил на гвоздь и взялся за свой баульчик: —• Однако, и верно, упрямые вы, — он еще не мог удерживаться от смеха, видя обескураженные лица девчат: — Поехали. Да не дуйтесь, не думайте: не погоню я вас обратно — и сам дойду. 9. Варя показала отцу только последний листок переговорочной со словом «плы вите». — А где пароход? — спросил Евсей Маркелыч. — Это уж я не знаю. Ничего не из вестно. Лоцман задумался. Что для него зна чит этот листок бумаги? Совет или при каз? В Подкаменной ему советовали оста новиться, а он поплыл. Здесь велят плыть, а он, как лоцман, как хозяин плота, имеет право стать на якорь, боль ше того — вовсе на зимовку. С такой оснасткой и без сопровождения парохода
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2